Это уже потом она обвела стойбище взглядом. К сожалению, поступок ее мужа не остался не замеченным. Сосновая Игла криво ухмылялась, а ее сестрицы покатывались неестественным, деланным хохотом от того, что мужчина взялся за женскую работу. От костра старейших за ним молча и невозмутимо наблюдали вожди, как до того невозмутимо наблюдали они за тем, как Белая пыталась поставить основной столб будущей палатки. Конечно, ни за что на свете их внимание не привлекла бы женская работа, если бы не Хения. В какой-то момент они поняли, что военный вождь племени не участвует в их неспешной беседе, попросту не слушая их, а напрягшись, внимательно следит за действиями своей жены, сражающейся со столбом. Как мужья, братья и сыновья они могли понять его тревогу и посочувствовать его переживанию, но и только. Слишком стойко было убеждение, что мужчина бесчестит себя женской работой, и тут уж ничего не поделаешь. Большее, что мог позволить себе мужчина, это молча переживать и волноваться со стороны, а еще лучше не замечать затруднительного положения женщины, что бы не выдать своего беспокойства. Никто не желал быть заподозренным в том, что его жена неумеха. Но когда столб повалился на Белую, Хении, до того напряженно следивший за ней, как поджавшая уши пума из своей засаде, в миг не оказалось у костра. В одно это мгновение он отмел традиции и предрассудки племени, ради жизни любимой. С сильно колотящимся сердцем, он яростно вбивал столб в землю, словно вымещал на нем тот острый ужас, что располосовал его сознание, и панику, которую только что испытал, и за мысль, "что если бы он не успел", вызывавшую тошноту. Он в упор посмотрел в лицо своей жены. Никак не могло быть, что бы ее не стало, что сейчас он склонился бы над ее искалеченным телом. Никак не могло быть, чтобы этой ночью вместо того чтобы шептать ей о любви, он пел над нею погребальную песню. Белая виновато смотрела на него расширенными от страха глазами, она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но он перебил ее жесткими безжалостными словами. То, что он сказал, больше походило на приказ:
- Никогда не смей делать этого одна, - и, повернувшись, пошел обратно к костру старейшин.
- Какой же ты вождь, раз решил взяться за женскую работу? - издевательски прокричали ему сестры Сосновой Иглы. - Тогда пусть твоя жена вместо тебя займет место у костра Совета.
Но кричали только они. Женщины с сочувствием и испугом смотрели на Белую и с уважением на Хению. Мужчины понимающе но, никак не осуждающе.
- Уймитесь, вороны, - тихо выругался Хения, проходя мимо них. - От вашего карканья никакого толку, кроме головной боли.
Когда Хения занял свое место у костра, ему долго никто ничего не говорил, и это молчание можно было принять за осуждение, но Хения не собирался ни объяснять свой проступок, ни оправдываться. Он не видел за собой вины. Бурый Медведь раскурив трубку и передав ее Хении, произнес:
- Бледнолицые берегут своих женщин, не позволяя им делать тяжелую работу, и не боятся показывать им своего сердца, и от этого их женщины сильны. Они не измождены и еще долго глаза их молодо сияют для своих мужчин. Они изматывают их не непосильной работой, а ночами под одеялами.
Бурый Медведь не собирался замалчивать это вопиющее нарушение обычая, и не хотел делать вид, что ничего такого не произошло. Своими словами он поддержал Хению. Вожди засмеялись, закивали.
- Мы же изматываем своих женщин работой, которую могли бы не гнушаясь сделать сами намного быстрее и надежнее, - продолжал Бурый Медведь.
Его слова были существенной поддержкой для Хении, только что переступившего традиции своего племени. Выдержат ли его поступок верные Равнинные Волки.
- Воин теряет свою силу, занимаясь женской работой, - возразил один из старейшин.
Старики закивали.
- Душа воина не должна уподобляться червю, роющему землю, - проговорил второй старейшина, поднимая трубку. - Она не должна быть брошена в землю, а отдана снам и видениям, ибо в видениях и есть настоящая жизнь.
- Видения это дар, - степенно возразил один из храбрейших, уже немолодой воин. Он довольствовался этим званием, проявив себя в молодости непомерной отвагой, но добыв себе много лошадей, и имея пять палаток и шесть жен, успокоился. - Дар, словно подарок Великого Духа, который не следует вырывать из Его руки. Великий Дух либо дает его нам, либо нет. Удача воина в битве и в охоте - это удача и его женщин. Удачлив воин - удачливы его жены, а потому руки воина не должны быть связаны презренным трудом. Если он сломает руку, вытягивая волокушу, или надорвется, таская тяжелую поклажу, кто накормит его жен и детей? Если, согнувшись, словно старуха начнет таскать на спине тюки со скарбом, как заметит приближение врага и защитит родных?