- Меня это не заденет.
- Да, но вызовет кривотолки и кучу сплетен.
В этот момент фабрикант, что-то спросив Джеймса, показал подбородком в сторону Эбигайль, Люси и стоящего позади них Эндрю. Эбигайль смотрела на брата, не отводя взгляда, чуть поклонившись ему, и когда Джеймс двинулся к ней, пошла ему навстречу. Те, у кого это происходило на глазах и те, кто вообще потрудился заметить происходящее, замерли. Внимание общества опять было приковано к Эбигайль Уолш.
- Рада видеть тебя, Джеймс, - тихо поприветствовала его Эбигайль, когда они сошлись на середине гостиной возле зеркал и раскидистой пальмы со стоящей под ней оттоманкой.
- Я тоже рад тебя видеть, не смотря ни на что, - взял ее руку Джеймс и, нежно поцеловав, обеспокоенно, взглянул в лицо сестры. - Ты бледна и выглядишь утомленной.
- Не обращай внимания, - ласково посоветовала Эбигайль.
- Как я могу? - тихо проговорил Джеймс и снова поцеловал ее руку. - Ты очень повзрослела, сестричка.
На миг оба почувствовали себя прежними, будто ничего и не вставало между ними.
- Не откажешься потанцевать со мной? - притянул к себе Джеймс Эбигайль.
- Конечно, - положила она ему ладонь на плечо.
Не обратить внимание на эту пару, как и не любоваться ею было невозможно. Уж очень явно было родственное сходство и породистая красота этих двоих, кружившихся сейчас в вальсе. И не только внешнее сходство объединяло их, а то особое родство душ, которое не разорвешь. Чувствовалось, что они останутся близки, как бы ни испытывала их судьба, и отношение этих двоих походило на запутанный узел, который сложно развязать.
- Помнишь твой первый бал?
- Да, ты пригласил меня на мой первый танец. Все девочки завидовали мне, - счастливо засмеялась Эбигайль.
- Джеймс! - раздался позади них визгливый окрик.
Брат и сестра остановились и с недоумением оглянулись на стоящую перед ними Клару.
Теперь белоснежное перо в ее пепельных волосах, розовые рюши на кремовом атласе платья являли яркий контраст с багровыми пятнами горевшими на ее лице.
- Дорогая? - растерянно пробормотал Джеймс, отпуская сестру.
- Здравствуй, Клара, - вежливо поздоровалась Эбигайль, убирая руку с плеча Джеймса.
Клара смерила негодующим взглядом элегантное черное платье золовки с серебряно-морозной розой у корсажа, светлые выбившиеся из прически пряди волос, падавшие на гладкие плечи и открытую шею. Понимала ли Клара, что слишком проигрывала ей, подобно тому, как проигрывает дешевый ярмарочный Петрушка хрупкой фарфоровой кукле.
- Поди сюда, - свистящим шепотом велела Клара мужу, - мне нужно тебе кое-что сказать.
- Excuse moi (Прости), - чуть поклонился Джеймс Эбигайль.
- Je comprends, mon cher (Я понимаю, дорогой), - тихо ответила она.
- Что ты ей только сказал? - сдвинув редкие бровки, поинтересовалась у мужа Клара, даже не потрудившись отойти с ним от Эбигайль.
- Ничего особенного, дорогая, - оправдывался Джеймс с виноватым видом.
- Я запрещаю тебе говорить при мне на языке, которого я не понимаю!
- Хорошо, дорогая.
- Думаю, что если бы Джеймс увидел сейчас ваш взгляд, он был бы оскорблен, - раздалось рядом с Эбигайль.
Отведя глаза от удаляющихся Джеймса и Клары, она посмотрела на стоящего рядом красавца офицера, которого привела ее невестка.
- Почему? – озадачено спросила она.
- Он полон жалости, а Джеймс человек гордый. О' Генри, - представился он.
- Будь у него гордость, он бы не позволил своей жене обращаться с собой подобным образом.
- У каждой гордости своя цена. У кого-то она не дороже одного пенни, а у кого-то бесценна.
Эбигайль вдруг внимательно взглянула на него неожиданно влажно блеснувшими глазами, губы ее дрогнули и, на миг, ее лицо стало беззащитным, как у ребенка.
- Не откажетесь потанцевать со мной, мисс Уолш, - поклонился ей взволнованный О' Генри.
Эбигайль почти бездумно подала ему руку. А Клара не увидев возле себя О' Генри, до того неизменно следовавшего за ней, заозиралась, ища его. И что же? Он кружил в танце ненавистную золовку! Это был скандал, и оскандалилась Клара Уолш, хотя сама она, вряд ли подозревала об этом. После тура вальса, который протанцевала с мужем, она остановилась неподалеку от разговаривавших Эбигайль и О' Генри, рассчитывая на то, что заметив ее, он тот час оставит эту самозванку и пригласит ее на следующий танец. Из-за этого она отослала Джеймса к карточному столу. Во всяком случае, именно так рассудили здешние дамы, с неусыпным вниманием следя за разворачивающимся действом. Но Джеймс не пошел к карточным столам, а подошел к фабриканту древесины и они продолжили прерванный ранее разговор. А О' Генри, мало того, что ни на шаг не отходил от Эбигайль, так еще ни кому не уступал право танцевать с ней. Так что нервно обмахивающаяся веером Клара, одиноко простояла в тщетном ожидании все три тура вальса, пока не поняла, что полностью оскандалилась. О' Генри забыл о ней, и ее так никто не пригласил ни на один танец. Что касается Джеймса, то он был слишком поглощен беседой с фабрикантом, чтобы прийти к ней на помощь. К тому же никто из дам, так и не заговорил с ней, кроме разве Сусанны, торопливо осведомившейся: "интересно ли проводит у нее вечер миссис Уолш?", слишком неопределенно улыбнувшись ее ответу. Последний гвоздь в гроб, похоронивший надежду Клары Уолш попасть в высшее общество, загнал О' Генри. Клара послала лакея передать ему, что она покидает салон Сусанны, но ее ожидание, что блестящий офицер, которого она ввела в здешнее общество, последует за ней и она сохранит кроху собственной гордости, не оправдались. Выслушав лакея, О' Генри, что-то коротко ответил ему, даже не взглянув в сторону Клары. Вернувшись, лакей доложил, что мистер О' Генри просит извинить его, но он намерен задержаться здесь на неопределенное время. Со стороны Клары это было расценено как бессовестное предательство. Но не только О' Генри стал перебежчиком. Джеймс, прежде чем уйти за Кларой, подошел к сестре, тепло попрощался с ней и пожал руку О' Генри. Так закончился для Клары этот вечер в салоне мисс Сусанны, но не закончился он для Эбигайль Уолш. От танца в котором ее стремительно кружил О' Генри у Эбигайль кругом пошла голова. Он усадил ее на оттоманку под пальмой и отошел, чтобы принести шампанского. В то время, как Эбигайль с удовольствием наблюдала за танцующими Эдвардом и Люси, за тем как счастливо смеялась Люси, а Эдвард улыбался только ей, рядом с ней вдруг иронично проговорили: