- Грех… - Задумчиво повторил шериф, не желая соглашаться с торговцем. - А может это настоящая любовь и верность, - буркнул он и, повернувшись, вошел в салун. Он знал, что больше никогда не увидит незнакомки.
А Фризелл, проводив взглядом последний громыхавший деревянными ободами колес фургон, при мысли о ней, усмехнулся. Она заплатила за номер сверх положенного, и он в накладе не остался. Что ж, эти джентльмены были не так уж и не правы на ее счет. Промахнулись они только с предметом страсти молодой женщины, но им бы и в голову не пришло предположить в отношении этой леди нечто подобное. Исаак Грэхем покосился на сидящую рядом спутницу. Старый траппер много чего повидал в своей жизни, и многое мог порассказать. И уж по-всякому разбирался в людях, а как без этого? Потому и жив до сих пор. И то, что он поедет с какой-то бабенкой, которая всю дорогу будет донимать его болтовней, словно зудящий москит, очень ему не понравилось. Но когда к нему на высокие козлы взобралась стройная молодая женщина, он решил, что пусть ее, как-нибудь перетерпит ее болтовню. А уж что его дружки, солдатня синемундирная повеселятся на его счет, он нисколько не сомневался. Языки себе поистреплют по поводу него и этой леди. Но проехав по бескрайней прерии милю другую в полном молчании, Исаак Грехэм был не только удивлен, но и озадачен. Чудны дела твои, Господи! Эта женщина предпочитала созерцать степь и свои мысли, чем поболтать с ним, Исааком. Выходит, она не боялась. Обычно бабы, когда боятся, тарахтят безумолку, спрашивая, да выспрашивая, чтоб только не пугать себя своими глупыми мыслишками. Эта же оглядывалась вокруг с таким видом, будто домой вернулась и только и ждет встречи с родными, с которыми пребывала в долгой разлуке. Еще она была не только молода, но куда как хороша. Всего этого было достаточно, чтобы разбередить любопытство старого траппера, который то и дело отрывал взгляд от дороги, искоса поглядывая на свою попутчицу. Она все так же созерцала степь, вглядываясь вдаль, будто высматривая там что-то.
- А будет ли позволено такому старому ворчливому бродяге, как я, спросить, что нужно такой леди, как вы, в таком убогом, глухом месте, в которое вы сейчас направляетесь.
Она повернулась к нему и чуть улыбнувшись, спросила:
- Почему это место убогое, мистер Грехэм?
Старый траппер чуть не подавился тягучей табачной слюной, которую то и дело сплевывал на землю. Она знала его имя! Старик был польщен. Но от многих, очень многих, кого ему доводилось водить по здешним местам, он слышал одно, и тоже пожелание: "чтоб глаза мои больше не видели этой сухой, пыльной степи". Но, тем не менее, люди все приходили сюда и, расходясь по степи, селились в самых глухих местах. И вот теперь городская дамочка заявляет, что эти места вовсе не убоги.
- Было бы куда лучше, если бы люди, на самом деле, позабыли об этих местах, - тихо проворчал он, потрясенно смотря перед собой.
Зачем он высказал сейчас вслух, то потаенное, что не мог сказать, кому попало и уж никак не бледнолицей женщине. Его молитвы сводились именно к этой мысли, когда перед сном при свете костра, он смотрел в звездное небо. Да ещё сказал Кривому Шипу, своему краснокожему брату, который понимал его как никто. И уж всяко, эти заброшенные места никогда не вызывали у белых женщин даже интереса. Грехэма вдруг озарило: ба! Да перед ним проповедница! А он-то уже готов был уши развесить. Небось, сейчас начнет ему писание нового толка разъяснять. Все они, бестолочи, рвутся в мученицы.
- Только я думаю, зря вы это затеяли. Пропадете ни за что, никого так и не вразумив, - сразу же высказался он по этому поводу.
Она непонимающе посмотрела на него, помолчала, обдумывая его слова, и спросила:
- Нам следует ждать нападения?
Старик мрачно сплюнул.
- Это уж как водиться. Хения нипочем не пропустит этот обоз. Ну, так пусть, его ждет подарочек, - кивнул он, на ехавших вдоль обоза солдат.
Эбигайль задумчиво разглядывала старика. Чем-то неуловимым он был похож на ее друга Роба Макроя. Может потому, что Исаак Грехем, как все эти вечные бродяги лесов и прерий Запада, со своей уже изрядно потертой одеждой из оленей замши, в истоптанных мокасинах, с охотничьим ножом в кожаном чехле, с старым, видавшим виды карабином за спиной, со спутанной бородой и волосами, не знавших ножниц, покрытых старой шляпой с обвислыми обтрепанными полями, выглядел проще некуда. Но Эби знала, что это не столько от бедности, сколько от непритязательности. В прерии некоторые вещи были просто не нужны, а с некоторыми человек здесь ни за что не расстанется и настолько свыкается с ними, что они становились частью его натуры. Про таких, как Исаак Грехэм обычно говорили, что он "честный малый".