Для индейца он, кажется, не существовал, как и солдаты, окружившие его плотным кольцом, и смотрел только на женщину. На бронзовом неподвижном лице странно жили его темные глаза. Эбигайль с трудом перевела дыхание. Его взгляд манил, притягивал и был выразительнее, сильнее и страшнее слов.
- Я так понимаю, ты здесь не для переговоров, а из-за этой женщины, - недобро усмехнулся майор и с фальшивым сожалением заявил: - В таком случае, я вынужден арестовать тебя, краснокожий.
Эбигай чуть шевельнулась, но индеец едва заметно качнул головой, глядя на нее из-под тяжелых век пронзительным взглядом. И она, повинуясь его едва заметному жесту, осталась сидеть на месте, хотя больше всего на свете ей хотелось броситься к Хении и дать Хочису пощечину.
- Уведите арестованного, - скомандовал майор.
Произошла минутная заминка, никто из солдат не решался притронуться к индейцу, было в нем нечто такое, что не позволяло обращаться с ним фамильярно, а он снисходительно взглянув на майора, повернулся и последовал за окружившими его солдатами. Когда незадачливого парламентера увели, майор Хочис повернулся к своей гостье.
- Не правда ли, при более близком знакомстве индейцы не выглядят столь устрашающе?
- Куда вы его увели? - дрожащим голосом спросила она.
- Вам не следует бояться, подвалы форта крепки и служат довольно надежной тюрьмой. Но у меня странное чувство, будто вы знакомы с этим индсменом.
- Откуда бы я могла его знать? - постаралась улыбнуться Эбигайль как можно беспечнее . Со двора донесся шум суматохи и крики, окно осветило беспорядочное мельтешение факелов и фонарей. В дверь коротко стукнули, и тут же в нее просунулась взлохмаченная голова вольнонаемного солдата.
- Сэр, вам следует посмотреть, что твориться под стенами форта, - мрачно сказал он. - Похоже, вокруг него собрались все краснокожие нехристи, что ошиваются в этой богом и дьяволом проклятой прерии.
- Они собираются атаковать? - хватая фуражку и вскакивая, спросил Хочис.
- Да, как будто нет, но к нашим скальпам явно примериваются, - усмехнулся наемник. - Может нам того... отпустить их посланника, пока они не стерли форт к чертовой бабке?
Хочис вышел, проигнорировав, довольно таки здравые суждения наемника, вообразившего, что может себе позволить указывать майору, что делать. И невдомек ему было, что по-настоящему судьба форта решалась сейчас в хорошенькой головке его гостьи.
Оставшись одна, Эби, опустила голову на руки, закрыв лицо ладонями. Она удивилась силе тех чувств, что вызвал в ней Хения, едва вошел в кабинет Хочиса. В тот момент ее сердце рванулось к нему, и Эби сжалась, так больно было видеть его. Она даже не предполагала насколько сильной оказалась тоска по мужу. Было трудно дышать. Она не могла отвести глаз от родного усталого лица. Хения изменился, черты лица стали тверже, линия губ жесткой, глаза смотрели холодно и безжалостно. Он ожесточился. Она понимала мужа и винила себя в произошедших в нем переменах. Не соверши она ошибки, поверив Сосновой Игле, она осталась бы с ним, не дав его сердцу заледенеть.
Но все же, он пришел к ней, пришел узнать все ли с ней в порядке, не ранена ли она, и смело дал арестовать, поставив ее перед нелегким, невозможным выбором: его жизнь, против десятка жизней. Что он подумал, когда она под пулями и стрелами бросилась к нему? Наверно, был растерян, увидев ее здесь? Но все же это не помешало ему, поставить положившись на ее любовь и отчаянное желание вернуться к нему, которое прочел в ее тоскующем взоре. Зачем рисковать Равнинным волкам, если его Белая сделает все, для того, что бы он уцелел. Как же он ожесточился, если был готов растоптать ее душу. Ведь было кое-что, чем она не могла поступиться даже ради любви, впрочем, как и он. И даже ради любви к нему, она не могла позволить себе ослепнуть настолько, чтобы отказаться от этого главного. Она могла отдать Хении всю себя, но не могла потерять себя. Ей нужно набраться мужества, чтобы посмотреть правде в глаза или, смалодушничав, она начнет оправдывать свершенную ею низость своей любовью. Даже Хения не сможет любить ее, если она утратит уважение к самой себе и перестанет бороться с ним за него самого. Это сейчас она стоит перед нелегким выбором, а не тогда, когда уезжала из города в прерию. Как ей быть? Есть ли что-то, что поможет ей сохранить не только жизни многих людей, но и свою любовь? Как далеко она пойдет ради спасения Хении? Все эти мысли пронеслись в голове в один миг. Все же, как ни оттягивай момент принятия решения, медлить было нельзя и надо уже что-то предпринимать. Она встала и вышла из кабинета на лестницу, спустилась в караулку и во двор. Ветер ударил ей в лицо, едва она открыла дверь, и пронизал холодом сквозь легкое кружево платья. Во дворе никого не было, все обитатели форта поднялись на стены. Оттуда раздавались выкрики и ругань в ответ на пронзительно воинственные вопли индейцев, доносившимся из-за высокой ограды. Никто не спал. Форт ощетинился дулами винтовок, готовясь к атаке, а под его стенами бурлила мятежная прерия. Индейцы кружили вокруг, не отвечая на выстрелы солдат.