Вглядываясь в его бледное лицо, покрытое веснушками и выбившиеся из-под повязки рыжие волосы, она завидовала ему, ведь он умрет не успев очнуться, задохнувшись в дыму и не почувствует, как огонь охватит его тело. А первые языки пламени уже пробивались между бревен, моментально сжирая мох и паклю, которыми были заткнуты зазоры между ними. Итак, Хения сделал свой выбор. Она не нужна мужу и ей ли проклинать его? Эбигайль вздрогнула, от неожиданно резких ударов в дверь, и, кашляя, вскочила на ноги. Кто-то сбивал замок. Она хотела закричать, но снова зашлась в мучительном кашле. Дверь резко распахнулась, едва не слетев с петель, и в темницу ввалился Хения с двумя индейцами, которые подхватили, так и не пришедшего в себя, часового и вынесли на воздух. Вождь схватил Эбигайль за руку и повлек за собой.
Форт горел. В огне пылали все его помещения и стены, на которые индейцы чем-то плескали. При свете пожарища она увидела удаляющиеся в ночную прерию вереницу фургонов. Индейцы увозили оружие. Она обернулась на полыхающую крышу склада, догорающую казарму, и караулку над которой располагалось жилье майора Хочиса. На земле лежали убитые: солдаты, чьи тела были утыканы стрелами, как и индейцы со смертельными пулевыми ранами, но никто из солдат не был оскальпирован. Выжившие защитники форта, безоружные и подавленные, сгрудились посреди двора, угрюмо наблюдая, как исчезает в огне их убежище и защита, во враждебной им прерии. Они понимали, что обречены. Их ждала одна участь - смерть, а уж, какой она будет, зависело от извращенной прихоти краснокожих. Подтащив бесчувственного часового, индейцы швырнули его товарищам, над ним тут же склонилось несколько человек, приводя беднягу в чувство. Когда вождь, чуть ли не проволок мимо них, едва поспевавшую за ним Эбигайль, со стороны пленных раздались гневные возгласы.
- Оставь ее немедленно, краснокожий! - с яростной властностью закричал майор Хочис.
Он был без фуражки, с перепачканным сажей и копотью лицом, порванном мундире, кровоподтеком на щеке.
- Оставь ее, слышишь ты, грязная свинья! Убери от нее свои лапы! - поддержали его своим возмущением другие пленные.
То ли от неожиданности, то ли от удивления, Хения разжал руку, отпуская тяжело дышащую Эбигайль, и она тут же накинулась на него с кулаками.
- Как ты мог оставить меня там?! Как ты мог?! Я чуть не сгорела заживо! Грязный дикарь, животное! Мерзавец! - надрывалась истеричным криком женщина, бившаяся в его руках.
Замолкшие пленники испуганно наблюдали за ними с ужасом ожидая, что сейчас индеец, взмахом томагавка утихомирит беснующуюся белую раз и навсегда.
- Ради бога, - не выдержав, взмолился кто-то, - успокойте женщину... Он же убьет её.
Но индеец на редкость терпеливо сносил все ее удары, лишь ловя и перехватывая, бившие по нему кулачки, отводя от себя ее руки, уворачиваясь от пощечины, которую она так и норовила влепить ему.
- Так его, девочка, так, - лишь подзадоривал ее старик Грехэм, к вящему удовольствию раненого в плечо Медвежьи Глаза, которого он поддерживал. - Хоть помру отомщенным.
Индейцы, окружившие пленных, сдерживали улыбки и делали вид, что ничего не замечают. И вот тогда, припомнив свой разговор с мисс Уолш, странное поведение военного отряда сиу, видя, как терпеливо сносит все её оскорбления суровый вождь и как бережно перехватывает и удерживает ее руки, майор Хочис все понял.
- Как вы могли?! - крикнул он ей, и сквозь зубы с ненавистью процедил: - Индейская шлюха.
Но как бы тихо не было произнесено это оскорбление, Эби услышала его. Она перестала колотить вождя, опустила руки и словно очнувшись, отступила от него. И такой потерянной была она, притихшей и униженной, что Хения шагнув к Хочису, ударил его кулаком в лицо.
- Придержите язык, - на чистейшем английском сказал он. - Эта женщина моя жена, и ты и твои люди обязаны ей жизнью.
Исаак Грэхем переглянулся с Медвежьими Глазами. Теперь-то старику стала понятна ее странная отвага. Она ехала к мужу. Отчасти стало ясно и то, почему Хения пропустил фургоны с оружием. Боялся, что его жена попадет под пули и стрелы, а может, не хотел устраивать резни на ее глазах. Ведь после того, как она освободила его, вождь запер ее в амбаре, что бы уберечь. Истерику дамочки можно понять, она там чуть не сгорела заживо. Смотря вслед уходящей в темную прерию Эбигайль, Грэхем лишь тяжело вздохнул. А Эби пройдя мимо догорающих стен форта, уже шла, не разбирая дороги. Ей было важно уйти, как можно дальше от всего этого. Ее мысли путались, сердце переполняла горечь. Она вернулась, когда Хения так ожесточился… В его сердце больше не было места для любви. Постепенно от быстрой ходьбы она начала успокаиваться. Она ушла довольно далеко, так что зарево полыхавшего форта уже не достигало ее, и вокруг стояли тишина, ночь и одиночество. Сумятица и хоровод мыслей улеглись, и тогда она услышала позади себя глухой стук копыт о землю. Страха не было, потому что она знала, кто следовал за нею. Разглядев приближающийся темный силуэт всадника, Эби остановилась, поджидая Хению, ехавшего шагом на своем коне. Когда он поравнялся с ней, она резко спросила: