- Зачем едешь за мной?
- Куда ты идешь? - в свою очередь спросил он.
- Подальше от тебя. Видеть тебя не могу.
- Но ведь ты сама пришла ко мне. Почему уходишь сейчас? - удивился Хения. - Я не тронул ни одного солдата. Ты видела, Волки не сняли ни одного скальпа. Возвращайся ко мне, - стукнул он себя в грудь.
- Зачем ты закрыл меня на складе? Я чуть не погибла.
- Я закрыл тебя, что бы ты не выскочила в самый разгар битвы, но я ни на удар сердца не забывал о тебе. Разве правоту моих слов не доказывает то, что ты жива, стоишь сейчас передо мной и ругаешься? - улыбнулся он.
Она склонила голову на бок, уже понимая, что не может сердиться на него.
- Ты хочешь, чтобы я вернулась? Но ждет ли сердце Хении свою жену?- тихо спросила он.
В ее вопросе он почувствовал подвох, но не собирался разгадывать ее загадки, просто хотел вернуть ее.
- Мое сердце тоскует, - тихо признался он.
- Хочешь сказать, что все это время жил один? Что не взял к своему очагу другую женщину?
- Ты не найдешь у нашего очага второй жены. Никто не согреет меня под одеялом кроме Белой. Мой очаг холоден, некому зажечь в нем огня.
Она стояла неподвижно, задумчиво глядя перед собой, обхватив плечи руками. Это он должен согревать ее, она не должна стоять одна под холодными ночными ветрами.
- Легкое Перо? - спросила она и в ее голосе послышалась неуверенность.
- Она тоскует по своей бледнолицей дочери.
- Значит ли это, что ты возьмешь меня в свое типии, а когда тебе снова скажут дурные слова обо мне, прогонишь опять?
- Я не собака, чтобы кусать тех, на кого натравят.
- Люди племени Бурого Медведя? Будут ли они смотреть на жену Хении с враждой?
- Они больше не услышат змеиного языка Сосновой Иглы.
- Но ты поверил...
- Нет. Никто кроме твоего мужа не знает, как ты принимала меня.
- Но тогда почему...
- Стало опасно. Я решился на большую войну. В мире, где бледнолицые живут среди больших домов, ты была бы в безопасности. Что заставило Белую вернуться?
- Надежда, что сердце того кто был обижен ею, простит, – и робко добавила: - Потому что... я ведь твоя.
Хения широко улыбнулся и покачал головой.
- Я глупый, очень глупый мужчина. Я должен был знать, что моя жена будет возвращаться ко мне с таким же упорством, с каким сбегала. Я отправил тебя домой, чтобы ты была защищена, почему заставляешь волноваться меня снова? Сердце Хении не выдержит, если он еще раз увидит нацеленные на Белую винтовки. Не нужно было возвращаться, опрометчивая женщина?
Он соскочил с коня. Его терпение иссякло, сколько можно говорить? Хения подошел к своей Белой и положил руки ей на плечи. Она не шевельнулась, стояла, замерев, словно зачарованная его близостью. Его горячие ладони двинулись вниз по спине к ее бедрам. Его дыхание обжигало шею. Он коснулся ее губами, испытав уже забытую нежность. Тронул губами ее лицо, прижал к себе, снова вспоминая ее хрупкость и податливость, и подхватив ее на руки, коротко вскрикнул от восторга, распиравшего его грудь. Он вернулся к самому себе. Она начала слабо сопротивляться:
- Нам нужно поговорить...
- Опять говорить? Твой муж соскучился... очень... Я принимаю тебя. Я принимаю тебя, не смотря ни на что, пусть против меня встанут синие мундиры и все племена моих братьев. Я принял тебя, но знай, что уже больше никогда не отпущу.
Он обнял, кое-как сдерживаясь, чтобы не стиснуть изо всех сил. Он сдерживал свою страсть, словно дикого мустанга бешено рвущегося с туго натянутой привязи. Он уже не мог говорить оглушенный ее близостью.
- Я... - прошептала Белая, не в силах думать. Она слушала глухие частые удары сердца Хении, греясь жаром его тела, с жадностью вдыхая такой знакомый родной запах терпкого дыма и вольного ветра.
Но, не выдержав, Хения порывисто обнял ее, сжав так, что Эби стало больно, но это была благословенная боль, которую она с радостью встретила.
Она заснула, прижавшись к нему. Смотря на нее, Хения гладил светлые волосы своей Эпихаль. Он слабый человек. Зачем он принял эту женщину обратно? Не нужно, чтобы она видела его унижение. Теперь, он станет думать о своем племени, а не о своей ненависти, а значит, будет вынужден принимать жалкие подачки от врагов. Разве, он не отослал ее от себя, что бы сохранить свободу и остатки гордости. Зная, что сила и напор бледнолицых, подобна их железному коню, испускающего грязные вонючие клубы дыма и оглушительным ревом, распугивавшего все живое вокруг, он все же выбрал безнадежную борьбу. Так зачем он принимает эту женщину? Потому что он слаб. Потому что когда увидел ее, бегущую к нему под пулями, понял, что не сможет сделать ни одного выстрела в сторону бледнолицых. В тот миг его рука, держащая оружие, дрогнула, его решимость иссякла, как вода из прохудившейся фляги. Он долго не мог опомниться и поверить в то, что Белая вернулась. Его сердце при мысли, что она рядом, то скакало как молодой мустанг в месяц Зеленых Трав, то замирало обледеневшим камнем. Он слабый, очень слабый человек. Потому что, когда отправил от себя Белую, ему не раз предлагали взять женщину, чтобы рожала ему сыновей. Он сказал, что ему не нужна больше жена, он не хочет сделать ее вдовой. На самом деле, при мысль, что кто-то из этих женщин займет циновку Белой, уже вызывала в нем глухую неприязнь к ним. Когда же тоска по жене становилась невыносимой, он доставал припрятанную им сорочку Белой и, прижимая к лицу, вдыхал запах своей женщины, и тогда его дух возвращался к тем дням, когда они были вместе. Прикрыв глаза, ощущая пальцами тонкий батист, он видел себя, соскальзывающего с коня, когда Белая, потрясенная тем, что он ел сырую оленью печень, упала без чувств. Тогда он, впервые коснулся ее лица и волос. В те дни, она страшно забавляла его. Особенно эта ее борьба со смирной Лори. Ему приходилось уговаривать возмущенную лошадь, когда вел ее на водопой, потерпеть еще немного свою неловкую наездницу. Он видел Белую купающуюся при свете звезд и стыдливо прячущейся от него за камнем. Тогда он был бы не прочь посмотреть на нее еще раз.