- Но тогда ты была просто бледнолицей, сейчас ты моя жена.
- Я стала страшной, - вздохнула вдруг Эбигайль.
- От тебя трудно отвести глаза, - покачал головой Хения и улыбнулся. Кажется, она не желает говорить о том, чтобы идти к бледнолицым, но ей не уйти от того, чтобы дать ему ответ.
- Совет вождей склоняет свои мысли к тому, чтобы идти к форту, и там дождаться первой травы. Ты рада, жена?
- Нет, я не рада, вождь. Ты хочешь, чтобы люди Бурого Медведя были сыты, и надеешся, что у стен форта легче переживете зиму. С вами, возможно, скупо поделятся залежавшимися запасами, зато щедро одарят виски и тогда мужчины вообще перестанут охотиться. Если ты беспокоишься обо мне, то худшее из всего, что может быть для меня, это зимовка по соседству с бледнолицыми. То, что ты мой муж не будет иметь никакого значения, а разве ты стерпишь унижение, когда твою жену станут оскорблять грязными намерениями? Твои слова о справедливости не будут услышаны. Во всем обвинят тебя, виноват будешь только ты, потому что ты индеец, и потому что у бледнолицых нет законов ограждающие ваши права, которых просто не существуют. Вы бесправны, а потому виноват будешь ты. Даже если бледнолицые не осмелятся на непристойности по отношению ко мне, они словами будут играть твоими чувствами, и ты не заметишь, как начнешь поступать, так как хочется им. Разговоры бледнолицых искусны и они вывернуть любую небылицу так, что ты поверишь ей. Они скажут, что земля это небо, а песок – это вода и ты даже не будешь сомневаться, что так оно и есть. Скажут, что они твои братья, будут в том клясться, а за твоей спиной смеяться над тобой. Они скажут, что гордость воина - пустой звук, и что правду ты услышишь не от духов своих славных предков, а от духа огненной воды. Они спросят, зачем ты думаешь о других, пусть каждый заботиться о себе, потому что твои единоплеменники неблагодарны. Я знаю для моего народа слово это всего лишь пустой звук. Вы же считаете, слово реальностью и свято верите, что его попусту произносят. Я знаю свой народ, для которого нет лучшей забавы, чем разрушать чужие жизни и души. Как хочешь, но я лучше буду голодать, чем видеть, как растлевают и развращают племя Бурого Медведя.
Бурый Медведь решил перезимовать вдали от форта, но отпустил к нему общину Оленьего Бока и тех, кто решил уйти с ним. Как-то снежным вечером, когда люди жались к огню очага, слушая завывание вьюги и голодной волчьей стаи, неотступно следовавшей за племенем, к лагерю Бурого Медведя подъехали всадники, по самые глаза закутанные в одеяла. Их встретил разъезд Равнинных волков. Обменявшись приветствиями, замерзшие люди знаками показали, что они оглала-сиу из племени Бешенного Коня и просили разрешение присоединиться к клану Бурого Медведя и вскоре гостеприимные хозяева встречали в своих палатках изможденных холодом и голодом путников. Состояние этих людей было просто плачевным. Видно, что они испытывали нужду во всем. Мужчины оглала уже который день не знали удачной охоты. В каждой палатке Бурого Медведя где их кормили и отогревали, шли печальные рассказы о потерях, которые пережила в эту зиму бегства каждая семья. Умирали самые слабые: старики и дети. И не над всеми ими могли пропеть погребальные песни, разве что волки споют их своим голодным воем.
Палатка Хении принимала семью Бешеного Коня. Легкое Перо завесила угол для родителей вождя. Его, исходившую лающим натужным кашлем, жену сразу же укутали в шкуры и Белая принялась отпаивать ее горячим отваром из трав. Сам Бешеный Конь, сидя напротив Хении молча, раскуривал с ним трубку. Вскоре в палатку вошли Бурый Медведь и Широкое Крыло, и трубка пошла по кругу. Мужчины тяжело молчали. Белая и Легкое крыло принесли котелок с вареным собачьим мясом. Легкое Перо разложила его по мискам и подала гостям. Бешеный Конь ел медленно, словно нехотя но, то, как иногда он поспешно откусывал куски, было ясно насколько он голоден. Белая в это время жарила на медвежьем жире кукурузные лепешки на маленьком костерке, возле которого лежала больная женщина. Рядом в кружке остывал отвар из трав, понижающих жар. Хения молча курил, не мешая гостю насыщаться, не притрагиваясь к своей порции мяса и, незаметно сделал знак Белой, чтобы она убрала его миску. Что она и сделала, поставив ее к изголовью больной, чтобы накормить ее, как только та очнется. За своим занятием Белая украдкой разглядывала Бешеного Коня, который разбил генерала Кастера при Литл Бигхорне. Рассказывали, что враги убивали лошадей под ним восемь раз, но никогда серьёзно не ранили его самого! После этой битвы он стал Военным Вождём всех Оглала. Такое же положение занимал Сидящий Бык среди своих Хункпапов. Бешеный Конь был легендарной личностью, как среди индейцев, так и среди бледнолицых. Для индейцев он стал героем, разбивший Кастера. Своим авторитетом он сумел объединить многие племена. Говорили, что его тотем Бешеный конь дарил ему неуязвимость от ружей бледнолицых, что он проскакал вдоль их стреляющего строя и вернулся к своим без единой царапины. А в Бостоне, слушая мнение почтенных американцах о битве при Литл Бигхорн, Эбигайль поняла, что ее соотечественники, пожалуй, были напуганы: у индейцев появился лидер, способный сплотить враждующие племена в единый кулак, чей удар уже пришелся по Кастеру. Бешеный Конь был тем опаснее, что вообще не желал иметь дел ни с кем из бледнолицых: ни с агентами резервации, ни с Большим Белым Отцом. Те же, кому выпал случай говорить с ним в спокойной мирной обстановке, а это были преимущественно трапперы, не могли сказать о нем ничего определенного. Он слушал их рассказы о благах цивилизации равнодушно с сонным лицом, если же собеседник начинал на него нажимать, требуя определенного ответа, он говорил одно: "Я подумаю". Большего от него нельзя было добиться и он, как И прежде, продолжал избегать всяческих встреч с бледнолицыми. Понятно, почему Эбигайль с интересом разглядывала его, стараясь не проявлять своего любопытства явно. Бешеный Конь или Ташунко Витке, как называли его индейцы был невысок ростом, ниже Хении. Выглядел изможденным, потому было трудно определить его возраст. Его нос был прямым и тонким, но складки возле губ, впалые щеки и потухший взгляд, придавали его облику нечто старческое, горькую мудрость. Словно этот человек устал жить, и уже знал наперед, чем закончатся любые его усилия: "и это было и это пройдет..." Но по той силе воле, что держало в узде сильнейшее чувство голода, заставляя его, есть неторопливо и даже как бы нехотя, закрадывалось понимание, что это уставший, но не упавший духом человек. Его особую характерную красоту, так отличавшую индейцев от других наций, не портил даже шрам, идущий от носа к подбородку. Длинные волосы, пусть и смазанные медвежьим жиром все равно даже на вид казались тонкими и мягкими. Белая, не заметно для гостя показала мужу на его прохудившуюся рубаху и местами продранную накидку, знаком объяснив, что должна починить их. Хения передал предложение своей жены вождю. Какое-то время Бешеный Конь смотрел перед собой, будто не понял ни слова из сказанного гостеприимным хозяином, потом медленно скинул с плеч накидку, которую Белая тут же забрала. Зашивая и штопая прорехи на ней, она не без интереса прислушивалась к разговору мужчин. Накинув на себя шерстяное одеяло поданное Легким Пером, Бешеный Конь рассказывал: