Эбигайль кивнула, не зная, что и подумать. Во рту пересохло от непонятного страха. Прижав ладонь к тому месту накидки, где красовалась заштопанная Эбигайль прореха, он накрыл ее другой ладонью.
- Я прочел переплетение этих нитей, - сказал он. - Твоя нить прочна. Ты ни разу не порвала ее, но... она запутана. Твоя судьба связана с племенем Бурого Медведя. Если уйдешь все равно вернешься, нить судьбы выведет тебя на твою тропу. Ты запутаешься в своей судьбе как в этой нити, и она затянется крепким узлом, но не рви его, как бы тяжело не было. Если порвешь, это будет гибельно не только для тебя, но и для тех, кто рядом с тобой. Я сказал, - и вождь поднялся.
В это время полог откинулся и в проеме входа темной фигурой застыл Хения. За его спиной пляшущие отблески огня разрывали пелену подступающей ночи. Хения вошел и поприветствовал гостя.
- Мне было видение, и я сказал твоей бледнолицей жене слова, которые должен был сказать, - ответил на его приветствие Бешеный Конь. - Теперь я ухожу.
Хения посторонился и Бешеный Конь вышел.
- Что за слова сказал тебе вождь? - спросил Хения, и Эбигайль впервые уловила в его вопросе тяжелую ревность.
- Он сказал, что прочел мою судьбу в стежках нити, которой я зашивала его накидку. Он сказал, что моя судьба, как нить затянется в сложный узел, но чтобы я не торопилась ее рвать, имела терпение и узел сам распутается. Но... каких слов так боялся мой муж?
- Слов мужчины, который зовет женщину за собой, - угрюмо произнес Хения. - Я видел, Бешеный Конь все время смотрел на тебя.
К концу Месяца Заготовки Жира Эбигайль родила девочку. В те последние дни перед родами Легкое Перо и Осенний Лист все время были рядом с ней. Племя двигалось к Ред Ривер, туда где река впадает в Виннипег, надеясь встретить дружественные племена, что кочевали там. Хения тоже старался держаться поближе к жене, что дохаживала последний срок. Когда племя двигалось, Белая ехала на волокуше, иногда сходя с нее и идя пешком. Тогда Хения поворачивал коня и тихо ехал рядом с женой. Не раз, поднимая голову, она ловила его улыбку.
- Ты похожа на переваливающуюся утку, - пояснял он.
Именно в эту зиму душа Хении вновь оттаяла. Он снова начал заботиться о вернувшейся жене, частенько оставаясь голодным, когда охота выходила неудачной, и приходилось брать из скудных запасов, что племя предусмотрительно наготовило впрок летом, но они быстро исчезали, и приходилось экономить. На мягкие упреки и увещевания жены, что ему необходимо вдоволь поесть и чтобы он не беспокоился так сильно за нее, он отвечал, что его не волнует, что думает жена, но волнует здоровье его ребенка. А Легкому Перу пытавшейся отказаться от своей порции в пользу сына, и объяснявшей это тем, что Хении следует припомнить древний обычай его народа, когда стариков объедавших племя оставляли умирать в безлюдных местах, чтобы вдоволь досталось пищи сильным мужчинам, Хения отвечал, что пусть его мать не отлынивает от предстоящих трудностей, поскольку у него нет второй жены и им с Белой приходиться рассчитывать только на ее помощь, так что нечего думать о смерти. Белая прекрасно понимала уловку Хении, но все же порой чувствовала себя виноватой перед Легким Пером, из-за того что не позволила ему взять вторую жену.
На третий день перехода, Эбигайль прихватили первые родовые схватки. Она остановилась и, обхватив живот, согнулась от жестокой и резкой боли. Как это обычно бывает, рядом не оказалось ни бдительной Осеннего Листа, ни заботливой Легкого Пера, ни переживавшего за жену Хении. Обессиленное, но все же пережившее долгую зиму племя, двигалось не спеша, тем более, что они уже подходили к Ред Ривер. Хения с Равнинными Волками умчался на разведку. Легкому Перу, несшей уставшего Иньяна на руках, понадобилось что-то срочно взять из волокуши, а Осенний Лист была занята раскапризничавшимся сыном. Так что первым кто заметил плачевное состояние Белой оказался Пронырливый Барсук. В отсутствии Равнинных Волков и Черных Лис, племенной полиции, что уехали на охоту, узнав от разведчиков о появившихся бизонах, он со своими товарищами охранял обоз, разъезжая вдоль него. Они составляли группу молодых воинов, которую пока негласно, но уже признали. И теперь скача вдоль обоза, следя за тем, чтобы никто не отстал, он увидел, отошедшую в сторону, что бы не мешать тащившимся волокушам и едущим на конях женщинам и детям, скорчившуюся Белую. Пронырливый Барсук тут же подъехал к ней и, соскочив с коня, сдернул с него одеяло, служившее попоной. Бросив его на землю и поддерживая Белую, помог ей опуститься на него.
- Позови... кого-нибудь... а я сама... - преодолевая боль начавшихся схваток, с трудом проговорила роженица.