Происходящие в резервации события, мало трогали безучастную ко всему Белую, состояние которой оставляло желать лучшего. Ей не было дела ни до чего. Безрадостными были ее мысли, как впрочем, и у Легкого Пера, думавшей о том, как им выжить без мужчины в семье. Она знала, что у ее дочери были деньги, которые она привезла с собой из Бостона, но Легкое Перо опасалась обнаруживать их здесь перед всеми, и решила забыть о них. А Эби, мучаясь тоской, как в былые счастливые дни пошла ночной порой на холм. Ей не спалось, мысли были горче полыни и тяжелее речного песка. Оставаться в резервации было невозможно, но и уйти не в мочь. Это был какой-то заколдованный круг, из которого не было выхода для нее. Она села на пологой вершине обхватив колени руками, положив на них подбородок. Ей вспоминалась такая же ночь, только не по-осеннему холодная, а летняя. Тогда она была так счастлива, но небо не менялось и оставалось таким же, как и тогда: темным и звездным и это странно успокаивало тоску по Хении, что не оставляла ее ни на миг. В ее душе образовалась пустота, которая засасывала все мысли, желания, волю и сознание, а иногда эту пустоту заполняла бесконечная боль и глаза Белой слепли от слез. Сейчас она стонала от этой боли и, не сдерживая слез, молилась, чтобы хоть как-то облегчить свою муку. Но боль не оставляла ее. Эбигайль не задумывалась, что будет с нею и детьми, просто потому, что для нее уже не существовало будущего. Она отчаянно молилась, чтобы ей дали силы выйти из того тупика, куда загнала ее судьба. Наконец, истерзанная душевным раздором, уставшая от безысходности, она встала, и начала осторожно спускаться, плохо разбирая дорогу в темноте. Подняв голову, она посмотрела вперед, и остановилась как вкопанная. Путь ей преграждала фигура, темневшая впереди неясным силуэтом. Как тогда... в ту ночь... Хения? Небо услышало ее тоскливую мольбу, вняло ее горьким слезам. Как тогда... она знала что, перед ней стоял Хения. Она медленно подошла к фигуре и остановилась, не смея поверить в то, что видит сейчас. Та не шевельнулась, возвышаясь над нею бесформенным силуэтом, как и тогда, призрак был укутан в медвежью шкуру. Какое-то время они так и стояли один против другого.
- Эпихаль, - тихо выдохнул призрак.
- Любимый, - всхлипнула Эби.
Это был Хения, только он знал ее настоящее имя, что она шепнула ему в пещерах Священных гор. Призрак распахнул шкуру, принимая ее к себе. И Эби со вздохом бесконечного облегчения, прижалась к его широкой груди, уткнувшись в нее лицом. Как же она благодарна, Господи! Страдания отступили и уже никогда не вернутся. Ведь она вымолила своего возлюбленного у неба. И она благоговейно коснулась странно горячего тела призрака... Вдруг он сгреб ее волосы, откинул ее голову назад, и впился губами в ее губы, и Эби обрадовалась той боли, что он ей причинил, когда стиснул так, что затрещала каждая косточка в ее теле. Он тоже истосковался...
Она плакала, а горячие губы призрака осушали слезы с ее щек. Его руки легко подхватив женщину, бережно уложили на шкуру, которую он скинул с себя нетерпеливым движением плеч. Она крепко обнимала его, боясь отпустить хоть на миг, пока он жадно целовал ее, беря нетерпеливо и страстно. Он был таким живым, горячим, но это был призрак, потому что, очнувшись на рассвете, она обнаружила себя лежащей на земле, прикрытой шалью и одеждами. Быстро одевшись, она, продрогшая, зябко ежась и дрожа от утреннего холода, но совершенно счастливая, вернулась в свое типии. Легкое Перо по своему обыкновению ни о чем не спросила, только пристально вглядывалась в ее посветлевшее, отрешенное лицо. А когда, едва дождавшись темноты, Эби снова выскользнула из палатки, Легкое Перо подняла голову от сложенной шкуры, служившей ей подушкой, с тревогой смотря ей вслед. Дети спали, и Эби с легкой душой спешила к холму. Пусть Хения всего лишь призрак, но это был ее муж. Он вернулся, он не оставил ее и по-прежнему любит, и даже еще сильнее и жарче. Призрак уже ждал ее, и едва она, запыхавшись, подбежала к нему, тут же запахнул ее в шкуру, в которой был, стиснув в своих объятьях. Призрак ничего не говорил, только ласкал, даря ей любовь. Эби же боялась открыть рот, чтобы не спугнуть его своими словами. Теперь каждую безлунную ночь, потому что когда светила луна призрак не появлялся, Эби, уложив детей спать, бежала к нему. И он всегда ждал ее. Так продолжалось до тех пор, пока Легкое Перо, встревожено вглядываясь в Белую, не спросила: