Как-то Легкое Перо принесла неутешительную, тревожную весть. На очередном совете резервации Когтистая Лапа потребовал, чтобы его избрали вождем, и агент Присли живо поддержал его кандидатуру. Увы! Некому было больше противостоять Когтистой Лапе. Достойнейшие из достойных ушли в далекие Земли предков, а старики устали жить в непонятном мире, и где им взять силы, чтобы принять нынешний образ жизни. Легкое Перо только вздыхала, наблюдая как Белая с отрешенным видом меряет шагами типи. Старая индианка думала, что лучше бы Белой уехать, покинуть резервацию. В своем мире, мире больших домов, она могла бы устроить детей в интернат, который, как Легкое Перо слышала от Эби, открыли для индейских детей. Эти мысли были правильными, но вся душа Легкого Пера противилась им. Как ей жить без внуков? У нее ничего не останется, даже семьи. Она умрет без Белой, своей дочери. Но Эби не думала о том, чтобы покидать резервацию, дух Хении прочно держал ее здесь. И вот сейчас, скрепя сердце, Легкое Перо раскрыла ей свои мысли. Белая словно не слыша ее, продолжала ходить взад-вперед, но когда старуха упомянула об интернате, Белая вдруг остановилась и посмотрела на Легкое Перо так, что та поняла: ее дочери пришла какая-то мысль. Бредли, когда вдова Хении рассказала ему о своем замысле, горячо поддержал ее, добавив, что тогда она на полном основании будет получать не затхлый паек, а плату за работу учительницы. Эби все больше увлекала идея о школе. Зачем отдавать куда-то детей, разлучая их с родителями, когда можно открыть школу здесь, в резервации.
Она настолько отдалась этим мыслям, что не обращала внимания на ругань Сосновой Иглы, которая буквально преследовала ее. Эта сухая желчная женщина, где бы ни увидела ее: на улице ли, в лавке Бредли, начинала крикливо осыпать Белую всяческими оскорблениями. Эби все сносила, помня, что призрак Хении, как всегда будет ждать ее безлунной ночью и молча, утешит, успокоит ее страхи одним лишь своим присутствием.
- Помнишь, ты смеялся, когда я сказала тебе в Священных горах, что могу учить детей? Ты удивился, как я могу учить чужих детей, когда у меня нет своих, - говорила она ему, когда они встретились на холме и Призрак, взяв ее руки в свои, согревал ее пальчики в горячих ладонях.
Призрак едва заметно кивнул.
- Я хочу пойти к агенту Присли. Думаю, он не будет против школы в резервации.
Вместо ответа, Призрак, притянув ее к себе, крепко обнял.
- Хочу спросить еще об одном, - нехотя высвободилась она из его надежных объятий. - Могу я здесь пользоваться деньгами, что привезла с собой?
Мягко погладив ее по щеке, Призрак закрыл ее рот ладонью и покачал головой.
- Ты, как всегда, прав, любимый. Я тоже думаю, что о них стоит молчать. К тому же если о деньгах узнает Когтистая Лапа, не то что мне, а нашим детям не выжить.
Призрак встал и, протянув ей руку, помог подняться. Занимался рассвет и она должна была уходить.
- Береги себя и ешь хорошо, Эпихаль, - едва слышно шепнул ей напоследок призрак Хении.
Эби улыбнулась. Как он мог знать о ее легком недомогании? Но это не страшно, она справится. Главное - он рядом. И все же... как бы она не отмахивалась от вопросов и подозрений, они возвращались с каждым новым свиданием с Призраком. И с каждым разом призрак Хении все меньше и меньше напоминал призрак. Что она вообще знала о них? Что они появлялись, когда их что-то прочно привязывало к земной юдоли, когда оставалось не сделано то, что было предназначено только им . Тогда понятно, что ее тоска не давала Хении уйти совсем, но... если призраки не желали расставаться с близким человеком, то звали его за собой. Но не Хения. Ему, слава богу, было хорошо с ней здесь, на грешной земле. Только не слишком ли он был горяч для призрака? Он вел себя как обычный, изголодавшийся по женской ласке мужчина. Много раз, лежа на его груди, она слышала гулкий стук его сердца. Разве так должно быть? Его молчание вовсе не доказывало, что призрак Хении, призрак. Чтобы она ни говорила, он отмалчивался, но всегда внимательно слушал, как будто слышал все в первый раз. Но ведь он знал ее настоящее имя, которое она открыла лишь Хении, и это было главным доводом, чтобы продолжать обманываться дальше. Правда он начал пугать ее едва уловимым несоответствием жестов, движений, поступков на которые она спешила закрыть глаза, отмахиваясь от ужасной догадки, что ближе и ближе подступала к ней, что это вовсе не призрак Хении, а человек, чужой мужчина. Принять это было равносильно тому, чтобы признаться в собственном безумии. Нет! Это Хения, иначе и быть не могло. И все же она решила, что на следующем свидании спросит о том, что могли знать лишь Хения и она, например: помнит ли он, что она сказала ему свое имя у ручья, когда подстрелила олениху. Если он ответит утвердительно - перед ней не Хения. Решиться на это было не просто, она все же хотела сохранить спасительную иллюзию, хотя она таяла и меркла с каждым разом.