Говорили о том, что вскоре приедет новый агент, и гадали, что им ждать от него. Говорили о постройке загонов и сараев для коров. Когтистая Лапа заявил, что не сможет поехать за досками, что привезти их в резервацию может Каменное Перо и Бредли. Что на торговца можно положиться, к тому же его не смогут обмануть как индейца, хитроватый торговцы древесиной. Бредли долго упирался не желая никуда ехать, отговариваясь тем, что у него здесь много забот, пока Когтистая Лапа не пообещал, что часть досок пойдет на пристройку к его лавке. И уже имея личный интерес, торговец рьяно взялся за дело. Лапа видел, как яростно он мог торговаться даже из-за цента и был уверен, что дело в надежных руках. Теперь он мог спокойно просиживать каждую свободную минуту перед типи Белой. Когда ночью у Белой начались роды, Когтистая Лапа, сидевший в это время перед ее палаткой, ворвался в типи Смеющейся Женщины растормошив ее. Поднял он и Серую Олениху, а потом забрал детей из палатки Легкого Пера, чтобы они не слышали мучительных стонов и криков матери. Когда ребенок родился, Эби обессиленная, отвернулась к стене палатки, никак не реагируя на писк младенца. Три раза подносила его к роженице Легкое Перо и Смеющаяся Женщина и все три раза она упорно отворачивалась от него. Женщины беспокойно шептались, младенец пищал все слабее, а Эби даже не хотела взглянуть на него. Смеющаяся Женщина вышла, а Эбигайль заснула.
- Белая! - резко позвали ее, и она открыла глаза.
Над нею стоял Когтистая Лапа, прижимая к себе слабо пищащий комочек, закутанный в тряпье.
- У тебя родился сын, - сообщил он. - Ты не возьмешь его на руки?
Глядя в сторону, Эби покачала головой. Позади Когтистой Лапы тихо возмутилась Серая Олениха, присоединившаяся к Легкому Перу и Смеющейся Женщине.
- Хорошо, - сказал Когтистая Лапа. - Тогда я отнесу его в свою палатку, - и он повернулся, чтобы уйти.
- Нет! - слабо воскликнула Эби, приподнявшись на шкурах. - Отдай...
Когтистая Лапа подчинился не сразу, а стоял у входа, словно в раздумье. Но в его руках, шелохнувшись, пискнул младенец и только тогда Когтистая Лапа подошел к Эби, чтобы положить ей на руки ребенка. Эби тут же поднесла его к груди, которую младенец жадно взял. Ее до сих пор мутило от того, что ребенок, которого она родила, могли унести от нее. С этой минуты она не выпускала сына из рук. Когтистая Лапа, сидел рядом, не сводя глаз со своего сына и кормящей его матери.
- Какое имя дашь ребенку, отец? - тихо спросила Когтистую Лапу Легкое Перо, но Белая услышала и, повернувшись к ним, слабым голосом, твердо сказала:
- Джоном. Он будет Джоном.
Лицо Когтистой Лапы оставалось неподвижным. Дать своему ребенку имя бледнолицых считалось для сиу последним делом, тем более, если это был сын. Легкое Перо растеряно и испуганно смотрела на отца, который был волен повернуться и уйти, отказавшись тем от собственного дитя, но Когтистая Лапа кивнув, через силу произнес:
- Пусть будет Джоном. Хау!
Только когда уходил, тихо сказал Легкому Перу.
- От меня сын получит тайное имя Ничинча. Проведи для него обряд, унчина.
- Да, сахем, - с готовностью кивнула Легкое Перо.
В следующий раз, когда он захотел войти к ним в палатку, дорогу ему заступила Легкое Перо.
- Она не хочет видеть тебя, не хочет слышать о тебе, - шепотом предупредила она.
Когтистая Лапа нахмурился, сжав губы и, легонько отодвинул в сторону старую женщину, положив ей руки на плечи.
- Будет лучше, если ты не преступишь нашего порога. Будь доволен тем, что она приняла твоего сына, - снова преградила ему дорогу старуха.
Когтистая Лапа какое-то время стоял, не глядя на Легкое Перо, потом развернулся и вышел. С этого времени он мог видеть Белую и сына издали, когда она выходила с ним из палатки и, делая работу, ставила люльку возле себя. Он не мог больше курить свою трубку, в горле постоянно стоял горький ком, а мысли были еще горче. Жизнь загнала его как жестокий наездник усталого мустанга, и нигде он не видел выхода. Самого его не оказалось в племени, когда его истребляли бледнолицые. Сильные мужчины погибли, оставшиеся - сломлены. Никто не знал, что делать. И сейчас как никогда, Когтистой Лапе не хватало Хении, его молчаливой уверенности и добродушного, улыбчивого Широкого Крыла. Когтистая Лапа уставился в пыльную землю. Если бы он тогда не ушел, он бы погиб вместе с великими воинами и не знал всего этого безумства, унижения и несправедливости. Но, он был нужен Хении живя среди бледнолицых. Там он стал его глазами и ушами. Он помнил тот день, когда пришел к Хении накануне его свадьбы с Белой и сказал, что не вынесет их счастья, что он не может видеть Белую счастливой не потому что ревновал к вождю, а потому что это счастье дарил ей не он, Когтистая Лапа. Хения выслушал его и сказал, что понимает его боль, потому что сам мучился ею, и что уважает решение Когтистой Лапы поговорить с ним открыто, а не действовать исподтишка. Он согласился с тем, что Когтистая Лапа должен уйти, но попросил его, служа бледнолицым не забывать о племени. Наставали времена, когда простой слух мог предотвратить гибель целого народа. Когтистая Лапа подумал и согласился. Тогда-то собирая слухи и разгадывая намерения синих мундиров против сиу, учась жить жизнью бледнолицых, он и разузнал об Эбигайль Уолш. Чем дальше он уходил от племени, тем большее одиночество он испытывал. Он не пил огненной воды только потому, что глубоко презирал бледнолицых, но... только не Белую. Его тоска по ней порой становилась невыносимой, хоть возвращайся обратно, но зато он знал, что за чувство все время держало его истерзанное сердце. У бледнолицых его нашла Сосновая Игла. Она смотрела на него вопрошающе, ожидая увидеть его радость от встречи с нею, но он сказал, что не просил ее об этом. Тогда она стала умолять его позволить ей остаться. Он пожал плечами: пусть делает, как знает. Он не хотел ее верности, она была ему не нужна. Но вот верность Белой Хении, была ему понятна, он уважал ее. Взгляд этой женщины, ее глаза, губы помрачали его разум. Он сделал бы для нее все, не задумываясь, пожелай она или просто намекни, любую глупость, чтобы она ни сказала. Он шел на ложь и воровство, чтобы сблизиться с ней, что бы завладеть ею. Когда он крал ее любовь, он был счастлив. Он сделал бы это снова, не задумываясь, а мысль, что у него теперь есть сын от этой женщины, поднимала горячую волну к его сердцу. И даже в то время когда ее лицо обезобразила беременность, она была для него самой прекрасной и желанной. К концу месяца Падающей Листвы в резервации появился новый агент. Сойдя с рессорной коляски, он оглядел, собравшихся у агентства, глазеющих на него индейцев. Это был высокий сухопарый старик с бледным вытянутым лицом, не интересным, словно затертый тетрадный лист. Светлые скорее блеклые глаза смотрели без всякого выражения. Поджав узкие губы, он осматривал стоящих перед ним людей, будто что-то не интересное и докучающее, на что он невольно должен был отвлечь свое внимание. Видимо этот "бумажный воин" всю свою жизнь положил на поле бюрократических войн. Отдернув ладно сидящий на его сухопарой фигуре китель, он ровно спросил: