Дверь зала суда распахнулась, и вошли две довольно колоритные личности. В одном из них присутствующие узнали маршала Хендерсона, что закинув штуцер на плечо, звякая шпорами и стуча металлическими набойками высоких заляпанных грязью сапог, прошел к месту дачи свидетельских показаний. Лицо его было темным от загара и только от глаз разбегались светлые морщинки, на шее висела косынка выбеленная солнцем и потом. Позади него понуро тащился, судя по скованным в наручники рукам, задержанный. Потертые сапоги, рубаха и замшевая поношенная куртка были явно с чужого плеча. Исподлобья он оглядывал зал, и было заметно, что ему слишком не по себе здесь, оттого и втягивал голову в плечи, но и те немногие из публики кому привелось заметить на себе его вороватый ощупывающий взгляд, брошенный украдкой, невольно ежились под ним. Его порочное, жестокое лицо говорило о том, что этот человек подвержен лишь сиюминутным желаниям, что он хитер и изворотлив, благодаря безрадостной жизни, полной опасности. Таких принято называть отбросами, отщепенцами и отребьем. Но в тоже время его отличала уверенность. Этот человек, когда надо был жесток и решителен, а природная сметка помогала ему вывернуться из рискованных ситуаций. За простовато обманчивой внешностью угадывался хваткий хищник, не упускающий своего, словом человек этот был себе на уме. Бросались в глаза его выцветшие редкие волосы, сухие губы, иссушенное лишениями тело с порывистыми движениями и жестами привычного к неоседланному образу жизни человека, вечно находящегося в бегах.
- Господа, - поклонился маршал Хендерсон суду и присяжным, остановившись возле Уотерстона. - Сэр, - кивнул он Когтистой Лапе, и этот знак уважения сахем принял как само собой разумеющееся. - Простите, что опоздал и предстаю перед вами в неподобающем виде, но дело, по которому я вынужденно отсутствовал, неожиданно затянулось из-за упрямства вот этого мошенника, - и он в сердцах толкнул в плечо того, кого конвоировал. Тот затравленно вжал голову в плечи, глядя на всех горящими ненавистью и страхом темными глазами. - Хочу представить суду Неуловимого Смолетта, который был в свое время хорошо известен восточнее границы и промышлял тем, что грабил поезда. Два раза попадал за решетку, и сбегал. За его голову назначена хорошая награда. И я бы его непременно поймал еще раньше, но этот проходимец залег в одном маленьком городишке Запада и вел себя тише воды, ниже травы. Его банда распалась, да и набери он новую, грабить поезда теперь трудновато, они стали быстрее, да и охрана не в пример умнее и решительнее, чем в прежние времена. Я слышал, он перебивался игрой в картишки, жульничая понемногу. А тут узнаю, что эта каналья ошивается у меня чуть ли не под боком, а это не порядок. А еще печальнее то, что этого ублюдка которого ждет, не дождется пеньковая веревка, пригрели сами фермеры. А теперь давай ты рассказывай, да без утайки! - обратился маршал к Смолетту.
- П-позвольте, - поднял палец адвокат.
- Вперед, паренек, - подбодрил его Хендерсон.
- С-скажите, господин Смолетт, кто вам заплатил?
Какое-то время Смолетта недоверчиво взирал на рыжего заикающегося парня, внешность, и манеры которого никак не увязывались в его представлении об образе успешного и представительного адвоката. Решив про себя, что рыжий парень не промах, и проникнувшись к нему явной симпатией, Смолетт проговорил, ткнув грязным пальцем в сторону агента Рискина:
- Так вот этот джентльмен платил, он же и сговорил меня на это дельце. Говорил, всего-то подстрелить индея, мол, за этих краснокожих собак ничего не будет, кому их шкуры нужны. А вон как все вышло...
- Вы что-то путаете, милейший, - тут же взял слово обвинитель. - Вот этот вот господин, - он широким жестом указал на репортера, - только что утверждал, что вас подкупили фермеры.
Смолетт перевел взгляд на Гранжера и, ничуть не смутившись, заявил:
- Так этот господин все верно сказал. Агент Рискин собрал с фермеров деньги и передал их мне, чтобы я убрал для них краснокожего. Сам он, по всему видать, не желал тратиться.