- Это противодействие суду, - напомнил бандиту судья, но тот и бровью не повел.
- Желает ли еще кто-нибудь дать свидетельские показания? - Спросил судья, и поскольку таковых не нашлось, объявил: - Опрос свидетелей закончен! Слово обвинению.
- Господа, - поднялся прокурор. Выйдя, он встал перед столом судьи, обращаясь к присяжным и зрителям: - Не смотря на модную ныне в нашем обществе тенденцию защищать, так сказать, обездоленных индейцев, прошу откинуть эти вредные в данный момент шоры, ибо они не позволяют увидеть истину. "В чем же она заключается?!" - спросите вы. А в том, что мы еще больше развращаем дикарей, вместо того, чтобы воспитывать их строгостью. Наши уступки простерлись до того, что мы не только опекаем, кормим тех, кто полностью перешел на иждивение государства, но стали потакать им. И вот результат, мы видим зарождение моды на их дикарский образ жизни. Это пугающе, господа, очень пугающе. Что показал нам инцидент, который мы разбираем и судим сегодня? Он показал нам, что все вывернуто так, что индеец и не виноват вовсе. Кто встал на его сторону вы видели сами: представитель закона, дама полусвета и представитель общественного мнения. И разве дикаря здесь судят? Вовсе нет! Обвиняют единственного человека, кто хоть что-то пытается сделать для тех, из-за кого его сейчас осуждают. Но, ведь ошибок не совершает лишь тот, кто ничего не делает. Образованный, прослуживший не один год на благо государства человек, живя в непосредственной близости с дикарями, наверное, лучше знает и понимает их чаяния и потребности. Он взялся за нелегкое не благодарное дело и остался непонятым. Более того, ему в спину кричат: "Вор!", кидая камень клеветы, только потому, что он справедливо указывал на то, что индейцы должны учиться сеять и пахать. Но нет, разбалованные общественным мнением, эти неразумные не желают трудиться. Зачем трудиться, если они получают дотации от государства, кормясь с его рук. Конечно, они могут позволить себе праздность, забавляясь лошадьми. Но агент Рейси предвидя горькое и скудное их существование, борется за их будущее, за их дальнейшее выживание. Разве индеец сделает резервацию процветающей? Нет! Фермер своим трудолюбием приведет ее к процветанию и неразумное дитя природы, видя как можно и как важно трудиться на земле, потянется за ним, будет учиться у него. Почему мы не можем прозорливо увидеть за какой-то мелкой денежной махинацией, глобального начинания? Почему помогаем заглушить его, растоптать на корню это начинание, внимая сплетням сомнительной особы, которую в резервацию привела свобода похоти и вторящему ей представителю закона, который уже не отличает преступника от загнанного жизненными обстоятельствами труженика. И, так называемому, выразителю общественного мнения, который опустился до поддакивания плебейским суждениям. Я призываю суд и присяжных объективно рассмотреть все аспекты этой нелегкой и щекотливой ситуации.
Зал поаплодировал красноречию прокурора, особенно старались задние ряды. Затем слово было дано адвокату.
- П-почему мы не в-верим? - заметно волнуясь, начал он. - Почему мы боимся верить? - вдруг с неожиданной внутренней силой, перестав заикаться, спросил он. - Мы - великая нация! И не только потому, что отказались идти по пути прибыльного рабства, исповедуя бескорыстие демократии, а потому, что победив заведомо слабого врага, повергнув его на землю, мы не стали уничтожать его, а протянув руку, помогаем теперь подняться, призывая встать рядом с собой. Но ведь для того, чтобы поверили нам, должны поверить мы. Я верю, что агент Рискин провернул махинации с землями резервации только для блага своих подопечных, а не для своего кармана, но ведь это значит, что сам он не верит им. Не верит, что они могут чего-то достичь. Почему мы не можем поверить в чистоту чувств испытываемой белой женщиной к индейцу? Почему не можем поверить в искренность дружбы между маршалом и вождем, которые не раз и не два, рискуя собственными жизнями, прикрывая один другого, ловили тех, кто угрожал спокойствию и безопасности тех же фермеров. Фермер ведь не входит в жизненные трудности того, кто его грабит. Он кричит: "Помогите! Полиция!" И уже неважно к-кто приходит ему на помощь, маршал или индеец. Почему мы не можем поверить, что можно встать на защиту краснокожего, просто потому, что он прав. Какое преступление свершил вождь сиу? Что он сделал не так? Разве он не следовал букве закона? Он и его люди поймали поджигателей. И ведь, так называемые, дикари привезли злоумышленников в форт, а не линчевали потихоньку, как принято у белых, попадись им в руки преступник. Разве не вправе был сиу скальпировать на месте своих убийц? Но нет, он привез тело убитого им в честной перестрелке и раненного, вернувшись обратно в форт. Почему не можем поверить, что человек другого цвета кожи, образа мысли может чего-то добиться в благословенной Америке? И почему мы уверены, что разведение лошадей, непременно приведет к разорению резервации? Разве указывал кто-то миллионерам: "Вы делаете не так! Делайте, как вам говорят!" Если бы они в свое время послушались подобных советов, стали бы они первыми людьми страны? Разве успешный бизнес строится не на том, что человек умеет делать лучше всего, в чем хорошо понимает и разбирается? Так может, мы поверим, господа, и дадим сиу попробовать самим, не вмешиваясь, подняться и достичь собственного благополучия.