Когда дети уснули, Эбигайль пошла в дом, молясь, чтобы Когтистая Лапа пришел туда, а не остался в палатке с детьми. Она заметила его в окно. Он, конечно же, заглянул в типии, уверенный, что после вчерашней ночи, она останется ночевать там. Она видела, как он сразу же вышел, недоверчиво взглянув на светящееся окно дома, и двинулся к крыльцу. Эби бросилась к двери, перед этим взглянув в темное потрескавшееся зеркальце, в волнении прижав руку к груди, где билось беспокойное сердце. Господи помилуй, зачем она все это затеяла? Укрощать Когтистую Лапу все равно, что непокорного горячего скакуна. Он бухнул кулаком по двери.
- Пусти меня, жена! Зачем закрылась?
Открыв ему, Эбигайль молча, ушла за занавеску, откуда спросила:
- Ты ел?
- А что у тебя есть? Детей покормила?
- Бекон с яичницей...
Когтистая Лапа фыркнул и сел за стол.
- Что ты там копаешься? - спросил он недовольно.
- Никак не справлюсь... ты не мог бы мне помочь?
Когтистая Лапа кинул кусок хлеба, что лежал в корзиночке на столе, в рот и, жуя, встал. По-видимому, сегодня он не дождется от нее ужина. Резко отдернул занавеску и чуть не подавился хлебом. Поставив ногу на край кровати, Эби склонилась над застежкой чулка, подняв юбку до бедер. Рубаха, верхние пуговицы которой были расстегнуты, съехала с ее плеча. Распущенные волосы рассыпались по спине. Предки смилуйтесь, что же эта женщина творит с ним?! Он как завороженный смотрел на гладкое оголенное бедро, видневшееся между чулком и поднятой юбкой. Не долгая думая, повинуясь, мгновенно вспыхнувшему желанию, он подошел к ней сзади и обхватил груди, прижавшись к ее спине.
- Я же просила помочь... - недовольно повела она плечами, высвобождаясь.
- Чего ты хочешь? - спросил он хриплым голосом, прижимаясь лицом к ее шее.
Она быстро повернулась, оттолкнула его и сев на кровать, вытянула перед ним ногу.
- Сними.
Когтистая Лапа уставился на нее, то ли с восхищением, то ли с возмущением. Первым его побуждением, она видела это, было резко отказаться. Он не слуга! Но взглянув на стройную ножку, вытянутую в его сторону, опустился перед кроватью и, обхватив щиколотку, прижал узкую ступню к щеке, с чувством поцеловав гладкую пятку. Он упер ее ногу в свое плечо и потянулся к бедру Эби. Она согнула колено, подпуская его поближе и не выдержав, Когтистая Лапа рванулся было к ней, но она резко выпрямив ногу, оттолкнула его, напомнив:
- Просто сними чулок, дорогой.
Он непонимающе смотрел на нее темными глазами. Что ей надо? Но Эби, склонив голову на бок, смотрела на него дразнящей улыбкой... и он принял ее игру. Стянув с нее чулок, он ринулся к ней, но она опять удержала его на расстоянии, с силой вытянув ногу, ступней упершись ему в грудь.
- Другой, - потребовала она.
Стараясь не показывать своего нетерпения, хмыкнув, он послушно сдернул чулок и с нее, на том его послушание закончилось. После этого Когтистая Лапа словно бы принял жену на равных, спрашивая, чего ей хочется, принимая во внимание ее желания или не желание. До некоторых пор обоих увлекала любовная игра, пока стало не до этого.
Когтистая Лапа никого особо не выделял из детей Белой, которых считал своими. Пожалуй, только Эйлен он баловал, когда она приезжала на каникулы в деревню Бурого Медведя, и бывал неоправданно снисходителен к ней, потакая во всем. Но беда показала, что на самом деле чувствовал Когтистая Лапа к Иньяну мальчику-сироте. Фермеры не то чтобы боялись Когтистую Лапу, а опасались связываться с ним в открытую. Индей был изворотлив, что скользкий угорь, бесшабашен и упрям. С одной стороны было неплохо, что вождь усвоил пределы дозволенного и держал в кулаке свою дикую вольницу, с другой, эта краснокожая собака заставляла считаться с собой. Связывало фермерам руки и то, чего у индейца в принципе быть не должно, а именно репутация. Его знали далеко за пределами резервации, он имел связи, и друзей среди маршалов и шерифов и половина фермеров была более чем терпимо настроены к нему. К тому же его жена оказалась не просто фермерской потаскухой, а еще той городской штучкой. Было несколько покушений на Лапу, но этот краснокожий черт благополучно избежал их. Поэтому, когда представился благоприятный случай поквитаться с сахемом, фермеры этот случай не упустили.
Все началось со стычек, что происходили с теми фермерами, которым Рейси самовольно распродал участки резервационных земель и с которых они теперь отказывались уходить, несмотря на постановление властей освободить участки принадлежащие резервации. Сами власти смотрели сквозь пальцы на то, что фермеры нанимали вооруженных солдат против индейцев возмущенных тем, что их лошади не могут пастись на собственной территории. Доходило до того, что фермеры отказывались отдавать чужих лошадей, забредших на их усадьбу. Лапе все труднее удавалось улаживать такие конфликты. Потом случилось страшное. Сын Озерной Лилии и Джеймса попался на угоне лошадей у какого-то фермера. Его привезли в форт и скорым судом, больше похожим на самосуд, приговорили к повешению.