- Он не хочет, - вздохнул капитан, обессилено опустившись на стул за своим письменным столом. - Он считает, что если позволит издаваться фермерам над собой, то те пощадят парня. Видит Бог, у меня нет причин, не то чтобы любит Когтистую Лапу, но даже относиться к нему хорошо, но сейчас я готов простить ему все мои неприятности, причиной которых он стал, и уважать его.
Кивком, попрощавшись с капитаном, Уотерстон вышел из кабинета.
- Нет, не говорите мне, что ничего нельзя сделать, - схватила его за руку Эбигайль.
- Увы, это так, - тяжко вздохнул адвокат. – В-ваш племянник пойман с по-поличным...
- Но, он же еще ребенок, - порывисто оборвала его Эбигайль. - Почему сразу смертная казнь?! Разве то, что он несовершеннолетний не смягчает его проступок?
- Это так, - качнул рыжей головой Уотерстон, избегая смотреть ей в лицо. – Т-только этот закон распространяется на граждан Америки, к-коими индейцы не являются. К тому же п-пятнадцатиле-етний мальчик, по меркам индейцев, уже является воином. На это особо у-упирают представители здешних ф-фермеров.
Руки Эбигайль опустились, и она бессильно прислонилась к стене, смотря перед собой остановившимся взглядом. Бредли по просьбе капитана, с которым проговорил чуть ли не час, умчался в резервацию Бурого Медведя. Фермеры, не скрываясь ходили с обрезами, прошел слух, что другие резервации не хотят оставаться от этого дела в стороне и если Когтистая Лапа скажет свое слово неповиновения...
Мальчика повесили прямо перед сахемом, но кровожадность благообразных фермеров, собравшихся на линчевание в своих лучших одеждах, была не совсем удовлетворена. Ни один мускул не дрогнул на лице Когтистой Лапы покрытой коростой грязи, его волосы стали тусклыми то ли от седины, то ли от грязи. На его закаменевшее лицо страшно было смотреть. "Поплачь, покричи..." - умоляла его Эбигайль. Неизвестно, как бы закончилась эта казнь, может быть еще одним повешением, потому что столпившиеся возле виселицы фермеры то и дело взвинчивали себя, злобно поглядывая на безучастно стоявшего коленями в пыли сахема, который даже не думал сопротивляться.
- Краснокожие - испорченное затхлое семя божие! - вещал проповедник, показывая на Когтистую Лапу. - Семя, которое мы в благословенной Америке призваны выкорчевать. Не потому ли призвал сюда, на эти земли, Господь, детей своих!
Однако фермеры, не смотря на свое сильное желание, поквитаться с Лапой, тем более подкрепляемое истошными воззваниями проповедника, не рискнули, что-либо предпринять, при докторе Денджеле и адвокате Уотерстоне стоявших позади Когтистой Лапы недвусмысленно держа руки на раскрытых кобурах, своих смит-и-вессонов. К тому же солдаты форта, тоже были готовы предотвратить любую заварушку. На крыльцо караулки вышел капитан и, заложив руки за спину, молча, наблюдал за повешеньем.
На третий день, после казни Эбигайль Уолш и Когтистая Лапа привезли тело Иньяна в резервацию, чтобы похоронить по обряду сиу рядом с Хенией и Легким Пером. Когтистая Лапа замкнулся и его отрешенное молчание все больше пугало Эбигайль.
Всеми делами в резервации в эти дни заправлял Бредли, которому пришлось очень нелегко. В отсутствии Когтистой Лапы он, как мог, успокаивал людей племени Бурого Медведя, увещевая их до хрипоты. Может быть, только благодаря ему в резервацию так и не были стянуты солдаты. И все это время дети Когтистой Лапы жили у Ночной Выпи, жены Бредли. Ему же пришлось ехать и отчитываться перед БДИ, и ничего удивительного, что вернулся он в резервацию ее новым агентом. Так что все заботы, он уже привычно взял на себя. А Эбигайль, послушав людей и поговорив с женщинами племени, тревожилась все больше. Ее подозрение, что Когтистая Лапа собирается мстить, подтверждалось уверенностью окружающих, что так оно и будет, что так должно быть... Иньян должен быть отомщен.
- Послушай свою жену, - внушала Белая Когтистой Лапе. - Смерть Иньяна и мне нанесла глубокую рану. Но пусть горе не толкнет тебя на тропу мести, потому что фермеры только этого и ждут. Пусть смерть нашего Иньяна станет точкой, а не началом череды бессмысленных смертей, потому что в нее будут вовлечены невинные. Так будет, потому что так было всегда. Ты вождь, ты можешь и должен прекратить это. Прошу тебя подумай прежде чем, карая, начнешь проливать кровь: вернет ли это Иньяна?
Сахем сидел все так же неподвижно, куря свою трубку, будто и не слыша слов жены. Но он их слышал и, понимая умом их справедливость, не принимал душой. Справедливые слова не могли залечить рану в его сердце и утешить горе. Эту несправедливость можно было исправить кровью. Весь жизненный уклад, мировоззрение и опыт Когтистой Лапы восходил к такой мере справедливости. В эти нелегкие дни, Маленький Орел и Инчинча-Джон молча, сидели рядом с отцом у костра, смотря на него с вопрошающей тревогой. Он знал, что мальчики примут любое его решение, и подчиняться ему, и если он обречет их на смерть, они умрут, потому что так решил отец. Одного боялись его сыновья, что отец покинет их так же как старший брат.