Выбрать главу

Когда Хения пришел в себя, то обнаружил ее, свернувшуюся калачиком у себя под боком, но у него были слишком сильные впечатления о видении, что посетили его ночью, что бы отдаться теплому чувству, поднявшемуся в нем при виде спящей рядом девушки. Она видимо искала у него защиты, ей было страшной одной. Ванаги - дух горы, что имел звериный облик и жаждал жертвенной крови, своим видом напугал Хению, но воин устоял перед своим страхом. Ванаги обещал ему славу и неуязвимость, если воин даст насытиться ему кровью Белой, дочерью его врагов, а когда индеец отказался, попытался прорваться к ней. Но воля Хении сковывала его словно стальные цепи, а сила духа воина и тотемного духа его племени, которого он призвал на помощь, оказалась такова, что чудовище сдалось и отступило.

- Хорошо, - сказал побежденный ванаги. - Ты сам избрал свою судьбу, великий воин. Женщина твоих врагов будет жить, но тогда ты не получишь неуязвимость.

Хения согласился, довольствовавшись видением, и ванаги исчез. И сейчас, сидя у костра, в пещере и куря священную трубку, направляя свои мысли по священному кругу видения, он раза за разом, убеждался, что поступил правильно, поступившись своей неуязвимостью ради жизни бледнолицей. Его сердце было твердо в этом. Подгоняя к себе ладонями дым от костерка, Хения, благоговейно шепча молитву, окутывал себя им, омывая лицо и голову, приглаживая волосы. Но когда его ладонь прошлась по волосам, он вдруг обнаружил нечто странное. Молитвенная сосредоточенность прошла и он, хмурясь, продолжал нащупывать то, что обнаружил у себя на голове. Это была тонкая тугая косичка, что затерялась среди густоты его волос. Он никогда так не делал. Что это? Духи? Если это их знак, то, что он означает? Он посмотрел на спящую девушку? Белая? Она... Не может быть, чтобы она касалась его? Во сне она сложила губы так, будто попробовала нечто вкусное и даже причмокнула. А ей действительно снился джем Дороти. Когда родители уходили, приглашенные в гости, Джеймс делал вылазки на кухню и приносил в комнату сестренки банку джема, которую они опустошали к приходу родителей. Со временем Белая поняла, что кухарка Дороти, дородная негритянка, попросту оставлял ее на видном месте, чтобы Джеймсу было легче утащить ее. А вот когда родители посещали приемы, которые обычно длились допоздна, они прибегали на кухню к ней. Там горел камелек, по стенам висели начищенные до блеска медные сковородки, на плите грелось молоко, а на столе их поджидала тарелка с овсяным печеньем. Дороти знала много сказок и никогда не заставляла упрашивать себя рассказать их. Похоже, она придумывала их на ходу. Слушать ее было одно удовольствие, как и смотреть на аппетитные ямочки на ее щеках, когда она говорила. Они с Джеймсом очень переживали, когда мама недовольно выговаривал Дороти. Но кухарка, обычно потупившись, смиренно выслушивала выговоры хозяйки, с неизменной улыбкой на губах, от чего мама считала ее ужасно глупой. Все-таки, она не уволила эту "бестолковую девицу", отец тоже не рассчитал ее после смерти матери. Дороти ужасно рыдала у себя на кухне, когда Джеймсу вздумалось уйти в армию, и тихо горько плакала, когда его сестре взбрела блажь навестить его. И вот теперь Белой снилась уютная кухонька Дороти и она еще девочка сидит за столом и с удивлением смотрит на кухарку, которая с улыбкой и ямочками на щеках, подталкивает к ее стулу рыхлого и очень богатого господина, утверждая, что он очень вкусный и девочке непременно нужно попробовать его. Господин, улыбаясь, приближался к ней и вдруг остановившись перед самым ее стулом, рявкнул: "Кикта йо!"

Хения удивленно посмотрел на внезапно вскинувшуюся девушку, которая в свою очередь, вопрошающе воззрилась на него и вдруг покраснев, отвела взгляд, не понимая, как сидящий напротив нее индеец, мог крикнуть ей на ухо, если между ними горел костерок. Он сидел, осунувшийся с залегшими под глазами темными тенями, курил трубку, и строго глядел на нее. Откинув с лица волосы, Белая недоверчиво покосилась на индейца и снова опустила глаза. В пещеру просачивался холодный жемчужный рассвет и в его свете, к удивлению Белой, пещера оказалась совсем небольшой. Поежившись, то ли от холода, то ли от испытующего взгляда Хении, Белая обхватив колени, положила на них подбородок, уставившись в костер. Индеец отложил трубку, раскрыл сумку и достал все оставшееся у них жаренное мясо. Бледнолицая выглядела изможденной.