- Просто безобразие! - продолжала жаловаться она подруге. - Кто-то, три ночи подряд играет на флейте, мешая спать. Я не выдержу, если вернусь к Легкому Перу, и это начнется снова.
Кажется, Осенний Лист была поражена подобной новостью.
- Но это значит, что кто-то хочет, что бы девушка узнала, как сильно она волнует его сердце, - тактично объяснила молодая индианка, вложив в свои слова некую многозначительность, предназначенную только Белой.
- Прекрасно! - продолжала возмущаться та, не замечая усилий Осеннего Листа. - Но я-то здесь причем? И почему, например, нельзя объясниться днем?
- О, духи! - выдохнула Осенний Лист, глядя на Белую во все глаза.
Уже весь лагерь знал о том, что три ночи подряд Хения, изнывая от тоски, бродил вокруг собственного типи, пытаясь заставить Белую выйти к нему. Ему хотелось говорить с ней наедине.
- Слыша флейту, девушка знает, что чье-то тоскующее сердце взывает к ней и если она расположена к мужчине, то выходит и слушает его.
Но Белая понимала все буквально.
- И что же?! Долго это будет продолжаться? Почему я должна страдать от того, что парень глуп и не понимает отказа, а девица на редкость жестокосердна! Почему бы ей не выйти и прямо не объявить ему, что кавалер пришелся ей не по вкусу?
Осенний Лист сдержалась, чтобы не рассмеяться и даже не улыбнулась, а терпеливо продолжала своими объяснениями подталкивать Белую к единственно правильной догадке.
- Разве звуки флейты терзают еще чей-то слух? Разве кроме тебя, кто-то еще жалуется на ночную мелодию?
- Ага, - проговорила Белая, оторвавшись от пришивания очередного лепестка к замшевой розе, и внимательно взглянув на Осенний Лист. - Значит, до тех пор, пока я не выйду к этому любителю ночных серенад, то не смогу по ночам спокойно спать?
- Ну, если ты все же выйдешь к нему, то спать ночами уже точно не сможешь, - засмеялась молодая женщина. - Но тебе ведь даже и выходить не нужно, что бы узнать кто томиться по тебе.
- Да? И кто же?
- Спроси себя: когда ты слышишь флейту, сидит ли Хения у очага Легкого Пера?
- Ты хочешь сказать, что это он? - Белая как будто не особенно и удивилась.
Осенний Лист кивнула, а Белая задумчиво распутывала узел нитки, но только еще больше затягивала его.
- Но зачем? - спросила она, бросив это занятие. - Я ведь живу в его палатке, сплю у его очага, ем мясо, которое он приносит. Я по праву принадлежу ему, разве не он отбил меня у Когтистой Лапы?
- Но он не считает тебя своей собственностью. Для него ты свободная женщина, которая вольна уйти из его типи, когда пожелает и выбрать себе мужа. Он уважает твой выбор и хочет, чтобы ты выбрала его.
- Понимаю, - задумчиво кивнула Белая, вообще оборвав нитку с узлом.
Ни она, ни Осенний Лист не предполагали, что возвращавшийся с одинокой охоты Хения, уже зная, что вернется в опустевшее типи, пройдет в это время мимо женской палатки. Он тоже пытался понять, как ему быть с тем, что с ним происходит, да и нужно ли что-то делать, раз он не властен над собой. Почему его руки и ноги трясутся, как заяц при виде лисы, едва он видит Белую? Почему, его мысли постоянно возвращаются к той таинственной ночи в пещере, как волчица к своим детенышам? Что произошло в ней, ему не открыли даже предки, как он ни молил, взывая к ним. Но ведь его тело знало ее руки и бурно отзывалось даже легкому их прикосновению, нуждалось в них каждую ночь, а он раз за разом должен был сдерживать свою неукротимость, как непокорного мустанга. Не раз он был ранен в боях и многочисленных стычках и, отмахиваясь от своих ран, забывал о них, но о ране нанесенной этой женщиной забыть было невозможно. От этих мыслей его отвлек взрыв хохота донесшийся со стороны рощицы, мимо которой он шел. Хения остановился и, пойдя на смех, вышел к палатке. Узоры на ее пологе указывали, что это женская палатка. Он покачал головой: какая беспечность! Почему палатку поставили так далеко от лагеря? Смогут ли воины вовремя прийти на помощь своим женщинам, если на них нападут? Он решил поговорить об этом с Бурым Медведем и уже повернулся было уйти, когда донесшийся из палатки тихий голос, который он узнал бы из тысячи, слово пригвоздил его к месту. Миг другой, он с наслаждением слушал его, улыбаясь, когда Белая мило коверкала привычные ему слова, потом, как будто стряхнув наваждение, быстро зашагал к лагерю.