Белую, уже отвыкшую от проявления его эмоций, напугала откровенная чувственность Хении и она, стукнув пятками по бокам Лори, пустила ее вскачь. Ее сердце билось, вторя бешеному перестуку копыт несущейся лошади. Если бы Белая не знала Хению... но она знала, вождь никогда не показывал своих переживаний и если сейчас ведет себя с ней так откровенно... Какие же чувства бушуют в нем, если он хотел сдержаться, - она видела это, - чтобы не пугать ее, но не смог. И если та кроха чувственности, которая прорвался сквозь его каменную сдержанность, так напугал ее, то, что с ней будет, если он даст ей волю? С дико сверкнувшим взором, Хения вскочил на коня и погнал его за Белой, ни на миг не упуская из вида тонкой фигурки впереди и развевавшихся по ветру светлых волос. Но у Лори была фора и Белая первой влетела в стойбище. Хения, уже натигавший ее, осадил коня тут же, едва поравнялся с ней. Девушка, кубарем скатилась с лошадки и, только что рыбкой, не нырнула в типи Легкого Пера. Женщины, разжигавшие очаги возле своих палаток, с изумлением смотрели вслед пронесшимся мимо них всадникам и на то, как потом Хения кружил возле собственной палатки. Легкое Перо, хлопотавшая в это время у очага, и беспокоившаяся о том, куда могла подеваться Белая, теперь с изумлением взирала на нее, ворвавшуюся в типи, а у палатки метался всадник, беспокойно ржал его конь. Нахмурившись, Легкое Перо решительно вышла, чтобы выяснить, что происходит и навести порядок, но увидев тяжело переводившего дух Хению, смотревшего на нее взволнованным, затуманенным взором, удивленно произнесла:
Почему ты не можешь войти в свою палатку и взять женщину, которая по праву принадлежит тебе?
Она еще не назвала меня своим мужем.
С начала лета люди болтают о вас всякие небылицы, а ты никак не можешь решиться сделать ее своей? Сколько мне еще ждать внуков, вождь?
Никто не мог объяснить странную нерешительность Хении и, прежде всего, его мать.
Я не желаю делать это насильно, - ответил он, придерживая разволновавшегося коня. - Или ты хочешь, что бы она в омерзении отворачивалась от меня и отдергивала руку от своего мужа, как от скользкой жабы? Но, может ты хочешь, чтобы Белая сама пришла к твоему сыну и с таким же желанием делила с ним одеяло, с каким желает этого он?
Белая стояла посреди палатки и слышала все, и то, как мать упрекает сына и горький ответ Хении, потом стук удаляющихся копыт, и чуть не плача, обозвала себя полной, непроходимой дурой. Идиотка! Разве не она злилась на Хению, что он ничего не предпринимает? И разве не решилась она, щадя свое самолюбие, поддержать общее мнение о том, что ничего не помнит, чтобы не оказаться в дурацком положении отверженной. А когда чувства Хении, которые он и не скрывал, а просто сдерживал, стали ясны, она сама «подстегнула» его на совете вождей своим условием. И что же? Он, опережая всех, сразу же примчался к ней, и вместо того, чтобы стать его женщиной, она зачем-то удрала... В бессилии, что либо уже поправить, она подошла к своему лежаку, и повалилась на циновку. Она все испортила! Хения понял ее поступок как отказ, он не вошел в палатку вслед за ней, он отказался от нее, и Белая тихо заплакала. Ей придется сегодня же уйти из его типи, потому что она больше не может ставить его в неловкое положение, но и принадлежать никому другому не может. Вернуться к себе, в свой мир? А как ей жить, не видя Хении? Она просто умрет без него. Тогда от чего она убежала? От него, от себя? И как ей посмотреть в глаза Легкому Перу, которую она полюбила, как мать? А Осенний Лист и Широкое Крыло, что они подумают о ней? Легкое Перо так и не зашла в палатку и Белая проспала почти до обеденного солнца, а когда проснулась в типи так никого и не было. Стены из шкур светились из-за бившего сквозь них солнечного света, и внутри было по-праздничному светло. Белая поднялась, отбросила волосы с лица и с болью огляделась, а когда увидела у очага, прикрытую чистой тряпицей миску со свежеиспеченными лепешками, пересыпанными свежими ягодами, на глазах снова навернулись слезы. Ее душа согревалась тишиной и мягким приглушенным светом, струящимся в палатку, тогда как сердце ныло от непоправимости сделанной ошибки. И если до этого утра у нее была хоть какая-то надежда завоевать любовь дорогого человека, то сейчас она превратилась в несбыточный сон. К чему привела ее сложная женская хитрость, когда можно было просто и прямо объясниться? Она не может, но должна уйти... Не сейчас, но чем скорее, тем лучше... В типи просунулась голова Широкого Крыла и Белая быстро смахнула слезы.
Мы идем к воде, засоня, - сказал он. - Хочешь с нами?