Бесанд и Боманц наблюдали, как стражники выкорчевывают кустарник на будущем месте раскопок.
— Да не жги его, идиот! — Боманц внезапно сплюнул. — Останови его, Бесанд.
Бесанд покачал головой. Стражник с факелом отшатнулся от кучи веток.
— Сынок, ядовитый плющ не жгут. Яд с дымом расходится.
Боманц уже чесался. И размышлял, почему это его спутник так сговорчив.
— От одной мысли зуд пробирает, да? — ухмыльнулся Бесанд.
— Да.
— Ну так позуди еще. — Наблюдатель указал пальцем, и Боманц увидел наблюдающего с безопасного расстояния Мен-фу, своего давнего конкурента.
— Я никогда и никого не ненавидел, — прорычал он, — но этот тип вводит меня в искушение. У него нет ни морали, ни совести, ни сомнений. Вор и лжец.
— Знаю я его. К твоему счастью.
— Скажи-ка ты мне, Бесанд, Наблюдатель Бесанд, почему ты ему на пятки не наступаешь, как мне? И что значит «к счастью»?
— Он обвинил тебя в воскресительских настроениях. А не преследую я его потому, что его многочисленные добродетели включают трусость, у него наглости не хватит откапывать запретные вещи.
— А у меня, значит, хватит? И этот прыщ на меня доносит? Уголовщину приписывает? Да не будь я стариком…
— Он свое получит, Бо. А у тебя смелости бы хватило. Только на намерении я тебя еще не поймал.
— Ну вот, опять. — Боманц поднял очи горе. — Скрытые обвинения…
— Не такие уж скрытые, дружище. Есть в тебе попустительство, нежелание признать существование зла. Оно не хуже мертвяка смердит. Дай ему волю, и я тебя поймаю, Бо. Злодеи хитры, но в конце концов предают сами себя.
На мгновение Боманцу показалось, что мир вокруг него распадается, потом он понял, что Бесанд закидывает удочку. Наблюдатель был заядлым рыбаком.
— У меня в глотке твой садизм стоит! — резко ответил Боманц, дрожа. — Если бы ты и вправду что-то заподозрил, то набросился бы на меня, как муха на дерьмо. Закон всегда был не про вас, стражников, писан. И насчет Мен-фу ты, наверное, соврал. Ты бы собственную мать посадил по доносу и не такого мерзавца. Ты псих, Бесанд, ты это знаешь? Больной. Вот тут. — Он постучал пальцем по виску. — Ты не можешь обходиться без жестокости.
— Ты испытываешь свою удачу, Бо.
Боманц попятился. Сейчас им владели страх и ярость. Бесанд по-своему выказывал ему особое снисхождение. Словно он, Боманц, был необходим для душевного здоровья Наблюдателя. Бесанду требовался хоть один человек, помимо стражников, кого он не преследовал. Кто-то, чья неприкосновенность подтверждала нечто… Может быть, он, Боманц, олицетворял для Наблюдателя всех им защищаемых? Колдун фыркнул. Жирно будет.
«И этот разговор об отставке. Не сказал ли он больше, чем я расслышал? Может, уезжая, он сворачивает все дела?
Может, у него тяга к шикарным концовкам. Может, он хочет увековечить свой уход на пенсию.
И кто его сменщик? Еще одно чудовище, которое не ослепить той паутиной, которой я заплел Бесанду глаза? Или новичок кинется на меня, точно бык на арене? И Токар — предполагаемый воскреситель… Это как понимать?»
— В чем дело? — озабоченно спросил Бесанд.
— Язва беспокоит. — Боманц потер виски, надеясь, что хоть мигрень не проявит себя.
— Поставь вешки. Иначе Мен-фу тут же набросится.
— Ага.
Боманц вытащил из мешка полдюжины колышков. На каждом привязана полоска желтой ткани. Он воткнул их в землю. Согласно обычаю, участок, огороженный подобным образом, переходил к нему для раскопок.
Мен-фу, однако, все равно стал бы копаться тут и ночью, и днем, и Боманц не мог привлечь его к ответственности. Заявки не признавались законом — только обычаем. У искателей древностей были собственные способы убеждения. А Мен-фу понимал из всех способов только грубую силу. Его воровские повадки ничто не меняло.
— Жаль, Шаблона нег, — произнес Боманц. — Он бы ночами сторожил.
— Я прикрикну на паршивца. На пару дней это его остановит. Я слышал, Шаблон возвращается домой?
— Да, на лето. Мы так рады. Мы его четыре года не видели.
— Он, кажется, с Токаром дружен?
— Будь ты проклят! — Боманц развернулся на месте. — Никогда не сдаешься, да?
Он говорил без воплей, ругани и заламывания рук, как обычно в напускном гневе, а тихо, в настоящей ярости.
— Ладно, Бо. Сдаюсь.
— Хорошо бы. Очень хорошо бы. Я тебе не позволю за ним ползать все лето. Не позволю, слышишь?
— Я же сказал, что сдаюсь.
Глава 8
Курганье
По казармам Стражи Грай гулял когда вздумается. На стенах в здании штаба красовалась дюжина старых пейзажей Курганья. Моя пол, Грай часто поглядывал на них и вздрагивал — и не он один. Попытка Властелина сбежать через Арчу сотрясла всю империю Госпожи. А рассказы о его жестокости кормились сами собой и жирели за века, прошедшие с тех пор, как Белая Роза сокрушила его.