Гоблин ухмыльнулся. Улыбка раскалывает его голову напополам, от уха до уха.
— Я его расслабил.
Мы подошли к всаднику.
— Потом расскажешь.
Гоблин пискляво хихикнул — точно вода булькнула в чайнике.
— Ага.
— Ты кто? — спросил Ильмо старика.
— Фишки.
Это было не имя. Это был пароль посыльного с западных окраин. Давно мы не получали оттуда вестей. Вестникам с запада приходилось добираться до равнины через наиболее прирученные Госпожой провинции.
— Да? — переспросил Ильмо. — Ну так и что? Слезай.
Старик сполз с ишака, предъявил свои верительные грамоты — Ильмо признал их подлинными, — потом объявил:
— Двадцать фунтов приволок. — Он похлопал по седельной суме, — Каждый городишко норовит добавить.
— Всю дорогу сам проделал? — спросил я.
— Каждый фут, от самого Весла.
— Весла? Но это…
Больше тысячи миль. Я и понятия не имел, что у нас там кто-то есть. Впрочем, я многого не знаю об организации, которую создала Душечка. Я трачу все свое время, выдавливая из чертовых этих бумаг то, чего там, может, и вовсе нет.
Старик посмотрел на меня, точно взвешивая мои грехи:
— Ты лекарь? Костоправ?
— Да, а что?
— Есть для тебя. Личное. — Он открыл курьерскую сумку.
На мгновение все напряглись — мало ли что. Но старик вытащил пакет, завернутый в промасленную кожу так, что и конец мира ему нипочем.
— Вечно там моросит, — объяснил он, отдавая пакет мне.
Я взвесил сверток в руке — если не считать кожи, легкий.
— От кого?
Старик пожал плечами.
— Где ты его взял?
— У капитана ячейки.
Само собой. Душечка действовала с осторожностью, так организовав своих подчиненных, что Госпожа не могла уничтожить больше малой доли подпольщиков. Гениальная девочка.
Ильмо взял остальное.
— Отведи его вниз и найди камору, — приказал он Маслу. — А ты, старик, отдохни. Белая Роза поговорит с тобой позже.
Интересный будет вечер, если докладываться будут и Шпагат, и этот старикан.
— Пойду гляну, что там, — сказал я Ильмо, взвешивая пакет в руке. Кто бы мог его послать? За пределами равнины у меня знакомых нет. Разве что… Но Госпожа не станет посылать письмо в подполье. Или станет?
Укол страха. Пусть давно это было, но она обещала держать связь.
Говорящий менгир, предупредивший нас о курьере, все еще торчал у тропы.
— Чужаки на равнине, Костоправ, — сказал менгир, когда я проходил мимо.
Я замер.
— Что? Еще?
Но камень, как обычно, промолчал.
Никогда не пойму эти древние каменюги. Черт, да я все еще не понимаю, почему они на нашей стороне. Чужаков они ненавидят по-разному, но всех с равной силой. Как и прочие диковатые разумные твари равнины.
Я тихонько вернулся к себе, снял тетиву с лука и прислонил его к стене. Потом сел за стол и развернул пакет.
Почерка я не узнал, а подписи в конце не было. Я начал читать.
Глава 3
Прошлогодний рассказ (из послания)
Снова эта баба орет. Боманц потер виски. Пульсирующая боль не стихала.
— Сайта, сайита, сата, — пробормотал он, прикрыв глаза; согласные зло шипели, как змеи.
Он прикусил язык, Не стоит насылать чары на собственную жену. Последствия юношеской глупости следует переносить с достоинством и смирением. Но какое искушение! И повод какой! Хватит, дурак! Займись проклятой картой.
Ни Жасмин, ни головная боль не унимались.
— Да чтоб тебе провалиться! — Боманц смахнул грузики с уголков карты, намотал тонкий шелк на стеклянный стержень, а тот спрятал в древке поддельного антикварного копья. Древко блестело от долгого обращения.
— Бесанд в минуту бы учуял, — пробормотал он.
Боманц заскрипел зубами — язва куснула желудок. Чем ближе конец, тем больше опасность. Нервы на пределе.
Он боялся, что сломается перед последним препятствием, что трусость одолеет его и жизнь окажется прожитой напрасно.
Тридцать семь лет кажутся очень долгими, если прожиты в тени секиры палача.
— Жасмин, — пробормотал он, — Все равно что свинья Красотка. — Он откинул дверную занавесь. — Что тебе еще? — крикнул он вниз.
Как всегда. Мелочное зудение, не доходящее до сути ее недовольства. Она заставляет его платить временем занятий за погубленную, по ее мнению, жизнь.
Он ведь мог стать важным человеком в Весле. Он мог подарить ей огромный домище, полный льстивых слуг. Он мог одевать ее в парчу и золото. Он мог кормить ее до отвала мясом и салом. А вместо этого он избрал жизнь ученого, скрывая свое имя и профессию, затащив ее в эту уродливую, духами засиженную развалюху в Древнем лесу. Он не дал ей ничего, кроме нищеты, зимних морозов и унижений со стороны Вечной Стражи.