Так же поступили и остальные.
— Вот он! — вскричал Лейтенант.
Я бросил взгляд в небо. Да. Огромная тень затмила звезды. Она снижалась. Лейтенант оказался прав.
Теперь осталось только залезть на кита.
Некоторые из молодых солдат кинулись на плац. Проклятия Лейтенанта их не остановили. Как и угрозы и крики Ильмо. Лейтенант приказал остальным следовать за бегущими.
Гоблин и Одноглазый сотворили что-то особенно мерзкое. На мгновение мне показалось, что они призвали какого-то злобного демона. Выглядело это прежутко. Имперцев оно задержало. Но, как и в большей части их магии, материального в их творении было немного — больше для отвода глаз. Враг вскоре это понял.
Но мы получили передышку. И достигли плаца, прежде чем имперцы опомнились. Те взревели, думая, что наконец-то поймали нас.
Я метнулся к опускающемуся летучему киту, попытался взобраться ему на спину. Молчун дернул меня за рукав и показал на разбросанные бумаги.
— О черт! Не время!
Пока я раздумывал, кто-то уже вскарабкался на кита. Я закинул наверх лук и меч и принялся подавать связки бумаг Молчуну, который перебрасывал их кому-то на спине кита.
На нас бросился взвод имперцев. Я кинулся было к брошенному мечу, понял, что не успею, подумал: «О черт… не здесь, не сейчас…»
Дорогу им заступил Следопыт. Словно вышел из легенды. Он убил троих в мгновение ока и ранил еще троих, прежде чем имперцы наконец решили, что встретились с явлением сверхъестественным. Несмотря на численное превосходство врага, Следопыт кинулся на них. Никогда я не видел, чтобы мечом владели с таким искусством, умением, легкостью и изяществом. Меч был частью его тела и продолжением мысли. Не устоял никто. На мгновение я поверил в старые легенды о волшебных мечах.
Молчун пнул меня в зад, показал: «Кончай пялиться, шевелись». Я швырнул последние два тюка и начал карабкаться на спину чудовища.
К противникам Следопыта прибыло подкрепление. Он отступил. Сверху кто-то пустил несколько стрел. Но я не думал, что Следопыт прорвется. Я пнул карабкавшегося за ним имперца. На его месте появился другой, бросился на меня…
Из ниоткуда возник пес Жабодав. Он сомкнул челюсти на горле нападавшего, и тот булькнул, словно не дворняга в него вцепилась, а бульдог. Не продержался и секунды.
Пес Жабодав рухнул вместе с ним. Я вскарабкался на несколько футов, стараясь прикрывать Следопыту спину. Тот подтянулся, я схватил его за руку и втянул наверх.
В темноте нестройно загомонили, заверещали имперцы. Полагаю, это Гоблин, Молчун и Одноглазый отрабатывали свой хлеб.
Следопыт прополз мимо меня, уцепился покрепче, помог мне. Я вскарабкался еще на пару футов, глянул вниз.
До земли было футов пятнадцать. Кит быстро поднимался в небо. Имперцы, разинув рты, стояли на Плацу. Я пробрался наверх.
Я глянул вниз еще раз — когда кто-то поднял меня повыше. Под нами — в нескольких сотнях футов — полыхали пожары во Рже. Поднимались мы быстро. Не удивительно, что у меня мерзли руки.
Но не от холода я дрожал, опустившись на спину кита.
— Есть раненые? — спросил я, оправившись немного от страха. — И где моя аптечка?
И где Взятые? Как это мы провели день без нашего драгоценного врага Хромого?
На обратном пути я видел больше, чем по дороге на север. Я ощущал под собой жизнь, гул и рокот внутри летучего зверя. Я видел, как выглядывают детеныши мант из гнезд, скрытых между отростками, покрывавшими частью китовую спину. И в лунном свете я по-иному увидел равнину.
Это был иной мир, казавшийся то хрустальным, то сияющим, то сверкающим и блестящим. На западе виднелось нечто похожее на лавовые озера. За ними горизонт озаряли вспышки и проблески бури перемен. Думаю, мы пересекали ее след. Потом, когда мы углубились в равнину, пустыня стала более привычной.
Нашим конем послужил в этот раз не тот трусоватый кит, а другой, поменьше, и не такой пахучий. Был он, кроме того, полегче и поживее.
Милях в двадцати от дома Гоблин пискнул: «Взятые!» — и все легли. Кит набрал высоту. Я глянул вниз.
Да, Взятые, но нами они вовсе не интересовались. Внизу вспыхивало и гремело. Часть пустыни горела. Я видел длинные ползучие тени бродячих деревьев на марше, силуэты мант на фоне огня, Сами Взятые уже спешились, кроме отчаянного одиночки, сражавшегося с мантами. То был не Хромой — его бурые лохмотья я узнал бы даже с такого расстояния.