– Одиннадцать из десяти, – добавляет он и улыбается.
– Обожаю тебя, – шепчу я так, чтобы Таня не слышала.
– Я знаю, – отвечает он.
– И это всё?! – возмущаюсь я. – Сказал бы, что тоже меня обожаешь. Что ты жить без меня не можешь, – улыбаюсь ему. Господи, какое же это приятное чувство в груди!
– Я подумаю, – отвечает Толик, чем ещё сильнее вгоняет меня в ступор. А что, если я всё придумала сама? Что, если я лишь игрушка в его руках? Наиграется и выкинет.
«Только пусть сначала наиграется. – Смотрю на него и ухмыляюсь. – Кого я обманываю, где он себе кого красивее найдет? Не евреечку, не носатенькую, он же так любит мой носик, он жить без него не может.
Но чёртово воображение постоянно рисует мне высоких блондинок. Я легко могу представить себе его с длинноногой красоткой или с фитоняшкой из спортивного клуба – да с кем угодно, только не со мной. И вот я уже сомневаюсь в себе, выискиваю в себе недостатки. Да, я высокая, но есть и выше. Длинноногая, но есть у кого и подлиннее. Стройная… пропустим этот пункт. С маленькой грудью… мне хочется плакать. Неужели я сама себя довела до слёз? Дура, блин! Думай о чём-то хорошем.
«Не бросай меня, Толик!» – Сердце, игнорируя всякую гордость, готово выскочить из груди и умолять его. Хорошо, что я умею не поддаваться на его провокации.
«Я же доверилась тебе, пожалуйста, не подведи меня», – мысленно прошу его, почти что умоляю. Я сейчас заплачу; чёрт, как себя жалко, как же не хочется опять страдать, как же не хочется, чтобы опять болело сердечко! Пожалуйста, не причиняй своей Юлечке боль, она же так тебе доверилась. Я же людям вообще перестану верить, одичаю, дома засяду и на улицу больше никогда не выйду. Я же… да я же… Черт, сама я дура! Нужно было раньше думать, и вообще не нужно никому доверять. Хочу опять быть лесбиянкой, хочу опять быть «розовой», к девочкам хочу!
Татьяна наливает нам суп в глиняные миски и протягивает одну мне, а вторую Толику, кладет перед нами пару кусков хлеба.
– И как это есть? – спрашиваю я.
– Как супчик, – отвечает Толя и первый окунает ложку. Следую его примеру. Пробую первую ложку; вкусно, только остро, слишком много специй, аж язык щиплет.
– А-а-а! – говорю я и обмахиваюсь ладошкой. – Горячо!
– Смотри не обожгись, – слишком поздно предупреждает меня Татьяна.
– Походу, она уже, – ухмыляется Толик, наворачивая супчик ложка за ложкой.
Влюблённо смотрю на него; какой же он милый! И как он может мне изменять? Я так к нему привыкла к нему за пару дней, как будто мы всю жизнь прожили душа в душу. Стараюсь не думать об измене, чтобы не портить себе настроение. Не хочу верить во всякий бред. Тем более, ничего ещё не было, это всё я сама себе нашифровала.
– Ночевать где будете? – спрашивает Татьяна.
– А я думала, мы сегодня же вечером домой отправимся. – Я округляю мои глазки.
– Какой домой? Мы три часа сюда ехали, чтобы дважды искупаться и сразу назад?
– Но я ничего с собой не взяла, – говорю я.
– А что тебе надо?
– Ну-у, вещи там какие-то, не знаю, – теряюсь в догадках я. «Зубную щётку, например, хотя нет, её-то я всегда с собой таскаю в сумочке. Но разные другие штуки, например, трусики свежие и прочее… не буду всё перечислять».
– Да ладно, оставайтесь, – говорит Татьяна. Мы можем спальник вам дать, переночуете под открытым небом, а можете в палатке, как вам удобнее.
– А как нам удобнее? – Смотрю на Толика, я уже во всём привыкла на него полагаться.
– Можно и в палатке, и под открытым небом.
– В общем, решайте, есть палатки и спальники. Вам одинарный или двойной?
Толя поворачивается ко мне и влюблённо смотрит на меня, берёт меня за руку. Я тоже ему улыбаюсь.
– Одинарные, – говорит он.
«Как это? То есть я буду спать одна в спальнике, вместо того чтобы всю ночь прижиматься к его груди? Да ну, то подстава какая-то!» Строю недовольное личико и дальше ем свой супчик. Не такая всё и сказка, как мне поначалу казалось.
========== Глава 31 ==========
Темнеет здесь быстро. Мне почему-то кажется, что в этих краях темнеет всегда мгновенно. Мы сидим в раскладных походных креслах и беседуем о чём-попало. Уже почти темно, а я даже моргнуть не успела.
Хотя нет, был ещё закат. Такого заката я в жизни не видела. Он будто слоёный пирог и всех оттенков красного. Тут небо слилось с океаном, а солнце зашло прямо в воду… и зашипело.
Татьяна заварила мне какого-то чаю, из местных растений, такого, что, вроде как сахарить не надо. Он сладким должен становиться от сплетения разных трав. Но сколько бы я не пробовала, для меня он по-прежнему горький. Горький, но прикольный. И такой одупляющий, после чего даже глазки немного слезятся. В какой-то момент решила было, что меня глючит, но нет – это закат здесь такой.
Толик с Артёмом собрались на рыбалку. Меня тоже звали, но я как-то не решилась. Слишком устала за день, а ещё мне рыбок жалко.
Какая-то я слишком слабенькая стала, чуть побегала и устала, мне за Толиком не угнаться. А что дальше будет? Он будет гонять, как резанный, а я буду дома сидеть.
«С детками» улыбаюсь я, а на душе хорошо и спокойно, не передать. Сижу и этот горький чай хлебаю, закатом любуюсь, и ничего мне не надо больше от жизни. Наверное, именно сейчас я по-настоящему счастлива. Осталось только селфи на айфоне ВКонтакт выложить. Вика уже давно в инсте сидит, а я по-прежнему ВКонтактик всё заливаю. Не знаю, не пошла мне инста, лень раздупляться.
В голове как всегда куча мыслей. О море и о вечности и о том, что я буду дома делать, как мне этот экзамен в институте пересдавать, ну ещё о Вике думаю. Скучаю по ней. Боюсь, что они с Сашкой поженятся и про меня забудут. Боюсь её потерять, хочу всегда быть рядом. Не зря же я из-за неё столько страдала. И Сашка… ну Бог с ним с тем Сашкой у меня же теперь есть Толик. Ищу его глазам и не нахожу, но знаю он где-то рядом, чем-то занимается. Он работящий, всё умеет своим руками, люблю таких. Правда, какой-то он слишком идеальный, как бы чего не вышло.
Нужно будет мамке показать Толю… и папке. А папке зачем, ему же на меня забить. Как раньше забивал, так и сейчас забьёт. Ему та Юлечка триста лет не нужна. Я когда родилась, он же только на третий день узнал, просто мамка ему не сказала. Не хотела, чтобы он меня на свою фамилию записывал. Но старый жид всё пронюхал, побежал и записал. А после пожил с нами чуток и укатил в свой Израиль. Никогда ему не прощу, и никакими айфонами не откупится. Ненавижу, когда бросают. Как же это мерзко. Как можно бросить того кто тебя любит, того кто в тебе нуждается, как можно бросить того кто даже не понимает ещё что ты его бросаешь. Мне тогда семь лет было, и я ничего и не поняла, но всё хорошо запомнила.
«И стала лесбиянкой».
«Не-ет, – смеюсь я. – Это никак не связано».
«Типа это что-то плохое».
– Как чаёк? – Спрашивает Татьяна.
– Ах, этот, – улыбаюсь я. – Слишком ядерный, никак не могу допить.
– Можно сахара добавить или мёда диких пчёл.
– А у вас есть такой?
– Конечно, целая канистра. Так тебе давать?
– Нет, мне и так вкусно, если пить крошечными глоточками. А как этот чай называется? Чифир? – Улыбаюсь я.
– А ты чифир хоть раз пробовала?
– Нет, но всегда мечтала попробовать.
– Могу сварить, если ты будешь. Чифирнём подруга, – смеётся Татьяна.
– Не надо это слишком жёстко, – качаю я головой. – А как, кстати, чифир варится? – Проверяю её. – Нужен чай мелко листовой, самый дешевый.
– Не обязательно дешевый, цена абсолютно любая может быть, главное чтобы мелко листовой и не гранулированный.
«Ого, ничего себя тётя прошаренная», ищу на её теле наколки и вижу одну, но она вроде как не тюремная, сердечко какое-то розовое.
«А ты что наделалась тюремную наколку найти. То, что ты смотришь АУЕ каналы, ещё не делает тебя прожженной зэчкой, – говорит мне внутренний голос. – И то, что ты лесбиянка тоже».