Но Госпожа создала новых рабов. Перо. Шепот. Странник. Перо и последний из прежних, Хромой, пали при Арче, когда мы сорвали попытку Властелина вернуться к жизни. Остались двое. Шепот и Странник.
Ковер-самолет качнулся, достигнув границы, за которой безмагия Душечки могла преодолеть это стремление к полету. Взятый развернулся, соскальзывая вниз, отлетел достаточно далеко, чтобы вновь подчинить себе ковер.
– Жаль, что он не полетел прямо, – сказал я. – И не рухнул камнем. – Они не так глупы, – возразил Гоблин. – Они просто разведывают. – Он покачал головой, передернул плечами. Он знал что-то, чего не знал я. Наверное, выяснил что-то во время путешествия за пределы равнины.
– Назревает кампания? – спросил я.
– Ну да, – ответил он и рявкнул на Одноглазого: – А ты что там делаешь, филин слепой? В небо гляди! Чернокожий пигмей не обращал внимания на Взятого. Он вглядывался в путаницу выточенных ветром утесов к югу от Дыры.
– Наша задача – выжить, – заявил Одноглазый так самодовольно, что ясно было – он собирается поддеть Гоблина.. – А это значит, что не следует отвлекаться на первый же цирковой трюк, который тебе покажут.
– Какого беса ты имеешь в виду?
– Имею в виду, что, пока вы гляделки проглядывали на того клоуна наверху, другой проскользнул за утесами и кого-то ссадил на землю.
Мы с Гоблином поглядели в сторону красных скал. Никого.
– Слишком поздно, – сказал Одноглазый. – Улетел. Но кому-то придется идти хватать лазутчика.
Одноглазому я верил.
– Ильмо! Иди сюда! Я объяснил ему; в чем дело.
– Зашевелились, – пробормотал Ильмо. – А я только начал надеяться, что про нас забыли.
– Нет, не забыли, – возразил Гоблин. – Никак уж не забыли;
И снова я почувствовал – что-то у него на уме. Ильмо оглядел пространство между нами и утесом. Он хорошо знал Эти места. Как и Все мы. В один прекрасный день наши жизни будут зависеть от того, кто знает их лучше – мы или противник.
– Ладно, – сказал он себе. – Посмотрим. Четверых возьму. Только с Лейтенантом посоветуюсь.
Лейтенанта по тревоге не гнали. Он и еще двое стояли на страже у входа в жилище Душечки. Если враг и доберется до нее, то лишь через их трупы.
Ковер-самолет умчался на запад. Я удивился: почему твари равнины его не преследуют? Подойдя к менгиру, который заговорил со мной утром, я спросил об этом. Но вместо ответа менгир произнес:
– Начинается, Костоправ. Запомни этот день.
– Ладно. Запомню.
И я называю этот День началом, хотя часть этой истории произошла много лет назад. Это был день первого письма, день Взятого, день, когда пришли Следопыт и пес Жабодав, Последнее слово менгир оставил за собой:
– Чужаки на равнине.
Защищать летающих тварей за то, что они не напали на Взятого, камень не стал. Вернулся Ильмо.
– Менгир говорит, – сказал я, – что к нам могут пожаловать еще гости. Ильмо поднял брови:
– Следующие часовые – ты и Молчун?
– Ага.
– Будь внимательнее. Гоблин, Одноглазый – ко мне!
Они пошептались втроем, потом Ильмо взял с собой четверых юнцов и пошел на охоту.
Глава 6. Равнина Страха
Когда наступила моя вахта, я вышел наверх. Ильмо и его людей я не заметил. Солнце стояло низко, менгир исчез, и тишину нарушал только шепот ветра.
Молчун сидел в тени тысячекораллового рифа; солнечные лучи, пробиваясь сквозь переплетение ветвей, усеивали его пятнами. Коралл служит хорошим укрытием. Немногие обитатели равнины не опасаются его яда. Для часовых местная экзотика опаснее врагов. Я прополз, пригибаясь, между смертоносными колючками, чтобы присоединиться к Молчуну. Это высокий, тощий, немолодой мужчина; его черные глаза, казалось, видят мертвые сны. Я отложил оружие.
– Есть что-то?
Он покачал головой в кратком отрицании. Я разложил принесенные подстилки. Вокруг нас изгибались и карабкались вверх, на высоту в двадцати футов, коралловые ветви и веера. Видели мы только брод через ручей, несколько мертвых менгиров да бродячие деревья на дальнем склоне. Одно стояло у ручья, опустив в воду насосный корень, но, словно почувствовав мой взгляд, медленно отступило.
С виду равнина совершенно пуста. Есть обычные пустынные обитатели – лишайники и саксаул, змеи и ящерицы, скорпионы и пауки, дикие псы и земляные белки – но их немного. Встречаются они, как правило, там, где меньше всего нужны. Это и к другим обитателям равнины относится. По-настоящему странные вещи: происходят именно в самый неподходящий момент. Лейтенант утверждав, что самоубийца может провести здесь много лет без малейших неудобств. Основными цветами тут являются красный и коричневый – песчаник утесов всех оттенков ржавого, охряного, кровавого и винного с редкими оранжевыми слоями. Там и сям разбросаны белые и розовые коралловые рифы. Настоящей зелени нет – листья бродячих деревьев и саксаула имеют серо-зеленый цвет, в котором от зеленого осталось одно название. Менгиры, как живые, так и мертвые, в отличие от всех, прочих камней равнины, имеют мрачную серо-бурую окраску.