На столике я разложила вязание, вся горя от предвкушения. Подумала о том, что ограничения и тишина идут мне на пользу — мысль о таком незатейливом, в общем, занятии, как вязание, вызвала у меня неподдельный прилив счастья.
Вспомнив, как мама учила меня, маленькую, вязать шарфы, я порадовалась, что взяла с собой пряжу нежного голубого оттенка. Можно будет связать шарфик для Арсения, зимы на Алтае точно холодные.
Я ловко работала спицами, повторяя много раз отработанные движения. Чтобы не погружаться в воспоминания о детстве, я сосредоточилась на будущем шарфе и потихоньку считала петли, хотя, честно говоря, в этом не было необходимости. Такой шарф я могла бы связать и с закрытыми глазами.
Боковым зрением я видела, как мимо меня прошествовал драный Пушок. Он делал вид, что его совершенно не интересует соблазнительно (соблазнительно для кота, конечно) разложенная по столу пряжа. Или ему правда было все равно.
Я бы просидела на веранде и дольше, так поглотило меня вязание, но около восьми вечера пошел дождь. Огорченная, я собрала вязальные принадлежности и скрылась от непогоды в своем домике.
Рабочий настрой пропал. Зато появился голод. Я разогрела бургер и съела его, снова запивая водой. Надо было хоть лимонада купить в кафе, но, учитывая все события, немудрено, что про напитки с собой мне и не вспомнилось.
Дождь разошелся, отчаянно барабаня в стекла. Я задернула шторы и забралась под одеяло со своей книжкой. Очень хотелось хотя бы краешком глаза заглянуть в телефон, и минут через пятнадцать я сдалась.
Я только посмотрю, сказала я сама себе. И все.
Интернета, конечно, не было. Я стала листать старые переписки и, добравшись до чата с мамой, отложила телефон. Дождь утих, и теперь капли лишь слегка постукивали, отскакивая от стекла окон.
Убаюканная размеренным шумом дождя, я провалилась в сон.
В этом сне я брела по полю по пояс в сиреневом маральнике. Рядом со мной кто-то шел. У меня никак не получалось повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же этот человек. Но внутри бурлил целый коктейль из будоражащих эмоций, и я понимала, что это он — тот, кто приходил ко мне во сне, и с тех пор я тайно грезила о встрече с ним.
Мою руку нежно держала крепкая мужская ладонь, и я доверчиво отдавалась этой ладони, наслаждаясь безоблачным небом, солнечным светом и кружащим голову запахом маральника.
Вдруг в одну секунду небо затянуло тяжелыми тучами. Загремел гром, крупные молнии расчертили небо, и дождь хлынул непрерывным потоком.
Сиреневые цветы поникли, а теплая ласковая ладонь мужчины из моих грез стала ледяной и жесткой.
Мне отчаянно захотелось вырваться, и я попыталась метнуться в сторону. Но холодная ладонь держала крепко, не давая желанной свободы.
В этот раз мне удалось повернуть голову. Лучше бы я этого не делала.
Силуэт мужчины обволакивал туман. Зато его руку я видела отчетливо. Удерживающая меня бледная ладонь была покрыта багровыми трупными пятнами.
Я хотела закричать, но, как ни силилась, не смогла открыть рот.
Рука потянула меня в туман.
Вкрадчивый шепот из клубящегося тумана спросил:
— Тебе страшно? Ведь правда, Лерчик?
Никто и никогда не называл меня Лерчиком.
Гром загрохотал так, словно надвигался апокалипсис.
Я села на кровати, хватая ртом воздух. Лоб покрывала холодная испарина, и я порадовалась ночнику, который в эту дождливую ночь работал исправно.
Меня накрыло волной облегчения от осознания того, что это был всего лишь дурной сон.
Однако, гром из сновидения ворвался в реальность вместе со мной. Грохотало так, что я сидела, вжавшись в спинку кровати и клацала зубами как от сильного озноба, пока до меня не дошло. Это был вовсе не гром.
Кто-то стучал в мои зашторенные окна. Точнее, оглушительно тарабанил, как будто человек снаружи был полностью уверен в своем праве тревожить меня посреди ночи. А в том, что это был человек, я не сомневалась — ни одно животное в мире (ну или по крайней мере, а алтайских окрестностях) не может стучать в окно кулаком да еще с перестуками.
Я прислушалась. Бам. Бам. Бам. Пара секунд тишины, а потом в более быстром темпе: бам-бам-бам-бам-бам! Паузы между стуками становились короче, а сами удары все громче, словно желавший достучаться до меня человек уже терял терпение.
Уговаривая себя, что с ночным визитом ко мне наверняка явилась Марина, ну или Миша, я, стараясь не шуметь, подобралась к ближнему ко мне окну. Аккуратно заглянула в щелочку, неприкрытую шторой, и ничего не увидела. То есть я увидела мокрую от дождя веранду, слабо освещенную фонарем, увидела начало дорожки, идущей от моего домика, увидела даже край столика, на котором еще днем я раскладывала свое вязание.
Правильнее будет сказать: я НИКОГО не увидела. На целиком просматривающейся веранде не было ни души.
Дождь давно закончился, и на небе висела полная, близкая, ярко-желтая луна.
Стук стал еще громче, хотя, казалось, что это невозможно, и я впервые в жизни ощутила боль в барабанных перепонках.
В отчаянии, я всматривалась и всматривалась в пустоту веранды, надеясь заметить хоть тень, хоть какое-то шевеление. Ведь кто-то должен был стать причиной этого грохота?
Краешком сознания понимая всю нелепость собственного поведения, я двинулась на кухню. Пару раз споткнулась, потому что свет ночника до кухни не дотягивался, испугалась, но поднявшийся до критической точки уровень адреналина прибавил мне сил. Я добралась до тумбочки, в которой хранились столовые приборы и вытащила оттуда нож. И это действительно было глупо.
Нож был обычным, столовым. Я не смогла бы им защититься даже от бедолаги Пушка, если б тому вздумалось на меня напасть.
С другой стороны, даже самый острый нож бессилен перед...перед чем? Перед тем, чего я не вижу. Перед пустотой.
Влажной ладонью я покрепче обхватила нож — бесполезный, но отчего-то придававший мне уверенности. Уже не стараясь быть бесшумной, я подошла к окнам и раздвинула шторы, усилием воли удерживая рвущийся наружу крик.
Пустоте снаружи было все равно на мое появление. Мне казалось, что стучат уже и в окна, и в дверь, и в стены моего маленького дома.
Горько пожалев об удаленности своего жилища от администраторского домика, я подумала, что уж такой шум Марина и Михаил должны были услышать. Тогда почему они до сих пор не здесь?
Нож выскользнул из моей мокрой липкой руки, и я наклонилась, чтобы его поднять. В висках стучало, во рту разливался кислый металлический привкус. Я понимала, что мне нужно что-то сделать прямо сейчас. Что бы ни было снаружи, оставаться внутри еще страшнее — через какое время я просто поврежусь рассудком от этого невыносимого стука?
Больше не оставляя места сомнениям, я отодвинула закрывающую входную дверь щеколду и выскочила на веранду, размахивая во все стороны своим смешным оружием.
Не смотря по сторонам и не оглядываясь, я побежала к администраторскому домику, в котором горел тусклый свет.
За моей спиной повисла оглушающая тишина. Больше никто не стучал.
Глава 8
Уже у дверей администраторского дома я не выдержала и обернулась, хотя и обещала себе ни за что этого не делать. Впрочем, никакие мои опасения не оправдались — никто за мной не гнался. Вокруг было пусто.
Даже как-то слишком пусто. И тихо. Ни шорохов, ни скрипов. Наверное, именно такую тишину называют мертвой.
Я было засомневалась, стоит ли стучать и будить среди ночи обитателей домика, но все-таки решила, что стоит. Повод был весомый.
Постучалась я совсем тихо и, конечно, никто мне не открыл. Я понятия не имела, какая у дома внутри планировка и кто где спит. Вдруг прямо за входными дверьми спит малыш Арсений, и я напугаю его своими стуками? Вряд ли вменяемые родители — а Марина с Мишей казались мне именно такими — уложат ребенка спать у входа. Но вдруг?