Повара, Тоня и Люба, были настолько заняты готовкой и тихой войной друг с другом, что на остальных коллег у них попросту не оставалось ни времени, ни сил. И всё же, на кухне Ольгу частенько ждал какой-нибудь сюрприз. На тарелочке под белым полотенцем Оля находила то пирожное, то горсть катушек цветных ниток, то пакетик с бисером для рукоделия. Тоня и Люба словно соревновались друг с другом в попытках сделать Олю чуточку счастливее.
А вот с Мариной отношения не складывались. Вернее было бы сказать, они сложились, но не в пользу Ольги. Марина не была особо дружна и с остальными, но общаясь с Ольгой, могла себе позволить откровенную грубость. Ирочка не лезла в их разборки, просто пыталась мягко свести инцидент к шутке. Оля не понимала, как себя вести с Шагиной. Но ей самой по необъяснимой причине нравилось наблюдать за ней. Было в этой высокомерной красавице что-то необыкновенно притягательное: в её яркой внешности, грубоватом голосе, плавных движениях и манере одеваться. Дома перед зеркалом Оля пыталась повторить походку Марины, скопировать наклон головы или произнести фразу с таким же томным прищуром и язвительной усмешкой. Кроме смеха это конечно ничего не вызывало, но Оле не стыдно было себе признаться в том, что несмотря ни на что, Марина вызывает в ней непреодолимое восхищение.
Когда Морозов приходил в ресторан, он неизменно спрашивал о Шагиной. Ольга видела несколько раз, как они разговаривали в зале или подсобке, и разговор их мало напоминал дружескую беседу. Всё оставшееся время потом глаза Марины метали молнии, а любое брошенное в её адрес слово или вопрос могли вызвать бурную ответную реакцию.
– Что-то было у них, – поделилась как-то Ирочка, после того как Марина, переодевшись, уже вышла из раздевалки. – Ты на неё не обижайся. Несладко пришлось девке. Вроде и красавица, и умница, а всё как-то… – она не закончила, махнув рукой.
– Она очень красивая, – протянула мечтательно Оля.
– А ты разве не красавица? – воскликнула Ирочка в ответ. – Ещё пару лет, и лебедью станешь! На тебя, поди, уже сейчас мальчишки засматриваются. Ведь чудо, какая ты милая! Волосы, словно шёлк! Кто-то вон шампуни-маски-бальзамы на себя тоннами изводит, а кому-то даром такое богатство даётся!
– У Марины волосы лучше! Длиннющие, прямые, блестящие!
– Как у ведьмы, – язвительно заметила Ирочка.
В ответ Ольга показала Ирочке язык:
– Иди уже домой, дети заждались! А меня тётя Валя сейчас искать начнёт. Пойду к своему корыту.
Морозов и его компания завалились в этот вечер уже в изрядном подпитии.
Оля слышала их громкий смех из зала, и каждый раз вздрагивала от звона посуды и криков. Девушка знала, что большинство клиентов их ресторана не смущает подобное соседство, некоторые пользовались моментом, чтобы пообщаться с Морозовым на короткой ноге и решить какие-то свои вопросы. Но за время наблюдения за Романом Оля так же поняла, что, не смотря веселье и шуточки, от него не ускользает ни единая мелочь. Морозов следил за происходящим, следил за каждым человеком в поле зрения, за каждым произнесённым словом или движением. Ей было странно, что при таком количестве выпитого, хозяин ресторана лишь играет роль расслабленного собутыльника. Его взгляд всегда оставался абсолютно трезвым. Когда Оля заметила, что и сама становится объектом его пристального внимания, то постаралась не думать об этом. В конце концов, они не так часто пересекались. Завидев Морозова, девушка старалась не попадаться ему на глаза.
Марина поставила поднос с грязной посудой рядом с Ольгой с таким грохотом, что вилка, соскользнув с тарелки, со звоном упала на плитку.
– Придурки! – процедила устало и похлопала себя по кармашку фартука. – Зажигалка есть?
– Нет, – Оля вытерла лоб сухой частью руки.
– Ладно, спички возьму на кухне.
Оля проводила глазами Марину и стала перекладывать посуду с подноса в мойку.
Из зала доносилась музыка. Оля тихонько подпевала. Когда кто-то из присутствующих стал звать Марину, она просто отметила это про себя. Выкурить сигарету много времени не занимало, дождутся. Неожиданно в дверях показался один из друзей Морозова – раскрасневшийся от водки, взъерошенный, в разъехавшейся на животе рубашке Макаров. В тот вечер он пришёл не в форменном кителе, но ремень на его брюках был полицейский – текстильный, с орлом на пряжке.