Отпустив его руки, она мрачно посмотрела на него, скрестив свои руки на груди.
Он зарычал, подавляя импульс снова укусить её.
— Это ты схватила меня за член при нашей первой встрече. Это ты вспомнила меня первой. Наверное, потому что я стёр свою память как грёбаный идиот… а может, потому что ты всегда была менее трусливой, чем я, когда дело касается наших отношений.
Уинтер мрачно смотрела на него, упрямо выпятив подбородок.
— Ты снова говоришь о нём, — прорычала она.
— Я говорю о тебе, мать твою!
Уставившись на неё, он подавил прилив жара, граничивший с агрессией.
— Ты правда вспоминаешь больше вещей, — прорычал он, легонько тряхнув её. — Ведь так? Почему ты мне не говоришь? Это тебя пугает? Это заставляет тебя сомневаться в нас? Что?
Она поморщилась, сердито глядя на него в такой манере, от которой Нику хотелось снова её тряхнуть.
— Что? — рявкнул он. — Раньше со мной было плохо? Ты не хочешь это помнить? Или тебе просто нужна причина думать, что у нас ничего не выйдет?
Помедлив, когда её суровый взгляд сделался ещё мрачнее, сверкая в лучах солнца, которые лились от купола Лондонской Охраняемой Зоны, Ник зарычал.
— Ты же не будешь утверждать, что дело действительно в том, что мужская версия тебя «слишком красивая»? Пожалуйста, скажи мне, что мы не спорим… вместо того чтобы трахаться… из-за чего-то настолько глупого, Уинтер.
Вывернувшись из его рук, она шлёпнула его по груди.
— Я не говорю тебе, что ты глупый! — вспылила она. — Даже когда ты ведёшь себя глупо!
— Я не говорил, что ты глупая, — огрызнулся он. — Я сказал, что это… вся эта ситуация глупая. Всё это дерьмо с внешностью Даледжема. Этот твой бредовый страх, будто к нему меня влекло сильнее, чем к тебе. Особенно учитывая то, что он — это ты. Особенно учитывая то, что ты, бл*дь, сногсшибательна, Уинтер… и я предпочитаю женщин… и ты, бл*дь, сногсшибательна, Уинтер, — прорычал он, снова легонько тряхнув её и не сумев сдержаться. — Как будто это вообще важно! Ты раньше шутила, что единственная цель твоей внешности сводилась к тому, чтобы я переборол свою изначальную склонность предпочитать женщин. Поверхностная внешность всё равно не имеет почти никакого значения для связанных супругов, чёрт возьми…
— Хрень собачья! — рявкнула Уинтер, шлёпнув его по груди.
— Почему хрень собачья? — рыкнул Ник. — Что тебя беспокоит? В чём на самом деле проблема?
Моргнув, она как будто поколебалась.
Ник увидел, как в её глазах промелькнуло сомнение, а потом она отвернулась, и на несколько секунд он задался вопросом, знает ли она сама, что её беспокоит.
Посмотрев на её лицо, он раздражённо опустил рот и вонзил клыки в её плечо. Опешив, Уинтер ахнула, затем издала очередной стон, прильнув к нему.
Когда он остановился в этот раз, она уже массировала его спину под рубашкой, периодически запуская руку вперёд, чтобы погладить его по груди. Он закрыл глаза, начиная по-настоящему чувствовать её через кровь, и они оба стали расслабляться. Затем Уинтер положила ладонь на его член, массируя его там, и Ник издал надрывный стон, опускаясь на неё своим весом и снова кусая.
На сей раз он пил почти минуту без остановки.
К тому моменту, когда он закончил, его член вжимался в её голое тело через брюки, и Ник застонал, потираясь об неё.
Уинтер начала притягивать его, возясь с застёжкой брюк.
Её глаза выглядели остекленевшими, но он видел там более жёсткое выражение.
Оно было таким знакомым, таким чертовски и раздражающе знакомым, что это ощущалось как удар в грудь.
«Для меня ты та же самая, — сказал он ей через кровь, покрывая поцелуями горло, запуская руки в её волосы. — Та же самая. Разве ты не понимаешь? Я чувствовал это и ранее, сам того не понимая… теперь я знаю, что чувствую, и с каждым днём ощущаю это сильнее. Иногда это настолько мощно, что я не знаю, что с этим делать, Уинтер. Я знаю, что это изменило всё для меня…»
Остановившись и ахнув, когда она расстегнула его брюки, он почувствовал, как его клыки удлинились, потому что она вытащила его член и обхватила пальцами. Она массировала его, пока его глаза не закрылись, а та необъяснимая боль в его груди не обострилась.