Танина мать, жадно читавшая письмо про себя, вздохнула глубоко и удовлетворённо:
— Всё хорошо! Жив-здоров, всем кланяется. На сложном задании, пишет, побывал. А на каком, точно не сообщает…
— Да как же он сообщит? — ввернула Таня. — Пограничник же он. У них там на границе военная тайна!
Обе женщины посмотрели на Таню и засмеялись: уж очень строгим стало Танино загорелое лицо с облупившимся курносым носом.
— А вот это специально для тебя, — сказала мать и прочла: — «Танюха, смотри матери помогай, а то ты со своими пионерскими делами способна про всё забыть, я тебя знаю!»
— Ну-у, вот ещё какой! — Таня силилась обиженно нахмуриться, но губы сами расползались в улыбку: хоть и ленив старший брат на письма, не часто балует весточкой, и хоть занят по горло своей пограничной службой, а о сестрёнке не забывает.
На минутку Таня прижалась головой к локтю матери:
— Ну, я пошла. Правда же мне некогда! Света, наверно, уже там. Мы условились пораньше прийти.
Она побежала в деревню, а оттуда — к озеру. Но когда, к самому началу их смены, Таня добралась до утятника, Светы там не оказалось.
ВОПИЮЩАЯ НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ
Света сидела в огороде на врытой в землю скамейке и, стиснув от злости зубы, глотая слёзы, шила куклино платье.
Папа постоянно твердит Свете: «Уважай бабушку! Она всю свою жизнь трудилась». Где бабушка трудилась, на какой работе, Света не помнит. Вот что папа у Светы инженер, а мама — медицинская сестра, это она хорошо помнит. А про бабушкину трудовую жизнь как ей помнить, если бабушка на пенсии с тех самых пор, как Света родилась? Мельком Света слышала, что бабушка когда-то была бухгалтером. Ну, и что с того?
Уважает ли она свою бабушку, Света и сама толком не знает. Но она её любит. И бабушка Свету тоже очень любит. В четвёртом классе Света долго болела, сначала гриппом, потом бронхитом. Столько в школе пропустила, что все даже испугались, не осталась бы она на второй год. На второй год она не осталась, но отправлять её в пионерский лагерь врачи не посоветовали. Там, мол, бегают много, и скачут, и в речке купаются. А Свете после болезни надо жить поспокойнее: гулять по воздуху, целый день посиживать, а то и полёживать где-нибудь под соснами, побольше пить молока, жиру набирать.
— Ей, конечно, нужен индивидуальный отдых! — заявила бабушка. — И я ей этот инди-ви-дуаль-ный отдых обеспечу!
Бабушка советовалась со знакомой молочницей, с кем-то списывалась… Ведь это благодаря бабушке Света очутилась здесь, в Дымове, в избе Матрёны Ивановны, свинарки совхоза «Заря».
Любит бабушка свою внучку — в этом нет сомнения. Однако без конца устраивает ей несправедливости. Несправедливостей от бабушки Света натерпелась столько, что в десять товарных вагонов не уместить. А товарные вагоны гораздо просторнее пассажирских: там нет полок для лежанья.
Вот, например, на улице сухо, дождь пойдёт, может быть, послезавтра — не раньше, а бабушка требует, чтобы Света надела галоши. Или гуляет она со Светой в солнечный день на Кировских островах, все дети на километр вокруг едят мороженое, а Свете бабушка не разрешает: «Нельзя! Горло простудишь!» Да что говорить — на каждом шагу несправедливости. Но уж такой несправедливости, какую бабушка в это утро сотворила, Света даже от неё не ожидала. Просто вопиющая несправедливость!
Около часу дня Света плотно пообедала, сказала «спасибо», встала из-за стола и надела шляпу.
— Вот как покушала славно! — радовалась бабушка. — Что значит воздух деревенский, сразу аппетит улучшился. А ты куда это собираешься?
— Как куда? В летний утиный лагерь пойду.
— Да ведь ты там вчера была. И позавчера. И третьего дня…
— Работать, — важно сказала Света, — каждый день полагается.
Бабушка так и подпрыгнула на табуретке, на которой сидела.
— Как работать? Разве ты на работу нанялась? — И стала смеяться.
Света обиделась.
— Не нанялась, а попросилась. Мне звеньевая Глаша разрешила звену помогать. Что тут смешного?
Бабушка во все глаза смотрела на Свету:
— И что же ты там делаешь?
— Корма́ раздаю.
— «Корма́»! — фыркнула бабушка. — Скажите, пожалуйста, как ветеринар выражается.
— При чём тут ветеринар? Какая ты бабушка! Ещё воду ношу.
У бабушки очки были на лоб подняты. Тут глаза у неё тоже на лоб полезли — к самым очкам.
— Таскаешь вёдра с водой?! После болезни!
— По половинке ведра. По полному Глаша сама носит. И мальчишки. Только не Витя.
— Никакой Витя меня не интересует, — отрезала бабушка. — Так вот, матушка, мой тебе сказ: ни к каким уткам ты больше не пойдёшь!