Очень была Глаша довольна, что ребята так радуются, но вскоре стала сердиться:
— Будет вам! Перестаньте! Совсем утят захватали, — это им вредно!
Всех утят по очереди ребята брали на руки, рассматривали кольцо на лапке.
Восклицания так и сыплются:
— Семнадцатый номер!
— Девяносто пятый! Кольцо какое блестящее! Твёрденькое.
— Сороковушка! Ах ты, мой миленький! — приговаривает Люба.
— А у этого первый номер! Первый — надо же! — Голос у Саши до того громкий, что Света уши руками прикрыла, когда он возле неё крикнул.
— Ка-а! Ка-а! Ка-а! — стоит над участком прерывистый тревожный гомон.
Ведь это большие, взрослые утки отчётливо произносят: «Кря-кря!» В спокойном состоянии утёнок тоже крякает. А когда утят много и они мечутся, то кричат они:
— Ка-а! Ка-а!
Переполошились утята. Разбегаются с криком. А ребята их ловят, кольца разглядывают.
— Нет, это безобразие надо немедленно прекратить! — Глаша раскраснелась от возмущения. — Вы что, и правда, хотите, чтобы утята похудели от волнения? Сейчас же успокойтесь! Отойдите все подальше от уток, или я вас на сегодня совсем выгоню, не допущу к работе! Ну, живо! Думаете, я одна с двумя сотнями уток не справлюсь?
Все испугались, как бы Глаша и в самом деле не выставила их с участка. Утят из рук выпустили, к загонам отошли. Издали показывают друг другу на своих питомцев, шепчутся.
— Видишь, вон утёнок вытянулся, как столбик? — говорит Таня Свете. — Это восьмой номер, я заметила. Я и так его часто отличала от других утят; всё он стоит вытянувшись. Будто столбик беленький. А теперь я смогу по номеру проверить, точно ли это он? Столбиком знать буду.
— И я Сороковушку от других теперь отличаю, — радуется Люба. — Вон она ковыляет. Перья немножко растрепанные. Я потом вам докажу, что не ошибаюсь.
Потихоньку от Глаши ребята затеяли преинтересную игру. Понадавали утятам имена и на спор угадывали, тот или не тот номер стоит у изгороди, или у кормушки, или к озеру направился? Работают, а сами переговариваются:
— Вон Пятёрочка бежит! У неё на спине царапинки, я запомнила.
— А по-моему, это семнадцатый номер!
И будто невзначай подойдут да проверят по кольцу на лапке, кто к озеру подошёл — Пятёрочка или семнадцатый.
Утята ведь все очень друг на друга похожи. На первый взгляд совсем одинаковые. Прежде ребята всего несколько штук различали: у одного лапка кривоватая, его прозвали Кривулей, другой худенький, почему-то хуже других растёт — Слабуша, третий, наоборот, крупнее остальных. Витя его Эталоном назвал.
— Все утята на этого должны быть похожи, — говорил он. — Поэтому и нужно называть его «Эта-лон».
— Подхватил где-то словечко, — сказала ему Света. — По-моему, ты и сам хорошенько не знаешь, что оно значит. Ну, и что ж из того, что Эталон — крупный утёнок? Все наши утята с каждым днём укрупняются; вон как они быстро растут!
Но, как бы то ни было, прежде ребята не были уверены, какого именно утёнка Витя называет Эталоном, а теперь точно знали, что Эталон — номер пятьдесят седьмой. И всем было очень интересно примечать, сильно ли он отличается от других утят.
С окольцованными утятами работать стало ещё лучше.
Только одно сделали не совсем ладно: в опытной и в контрольной группе номера повторялись. Директор совхоза привёз два комплекта колец, в каждом комплекте по сто колечек. И вот получилось, что в контрольной группе номера с первого по сотый. И в опытной группе номера с первого по… девяносто седьмой. Трёх утят в опытной группе не хватало. Но, в конце концов, не так это было важно, что номера повторялись. Опытный участок был разделён пополам загородкой, утята не перемешивались.
„ПУСТЬ ЖИВУТ СЧАСТЛИВО!“
Трёх утят из семи убежавших через дырку в изгороди так и не нашли. Это всем портило настроение. Особенно огорчалась Таня. Она очень жалела пропавших утят, твердила без конца:
— Наверно, они где-нибудь сидят, выбраться не могут. От слабости и пищат, бедняжки, еле слышно. И всё надеются, что мы их спасём! Сидят и надеются.
Саша рассуждал иначе:
— А может, наоборот, плавают себе где-нибудь в зарослях, нахалы, и в ус не дуют. А мы тревожимся. Не такие уж они маленькие, чтобы сразу пропасть.