— Конечно, не обязательно погибли, — соглашался Сенька. — Разве лиса встречь попалась да слопала.
— Ой, не говори, не говори! — ужасалась Таня.
— Биокорму кругом сколько угодно! — авторитетно заявил Витя. — Прожить они могут на воле хоть всё лето, только одичают.
— А вдруг к диким уткам пристанут? Во здорово! — У Сеньки загорелись глаза. Это было так для него необычно, что все на него посмотрели.
— Дикие не примут в свою стаю, заклюют, я читал… Но что уж так расстраиваться, если и съедят утят лисы. Всё равно же их съедят!
Теперь всё звено уставилось на Витю.
— Кто съест? — спросила Люба.
— Как кто? Люди. Для чего и выращивают уток? Вы что, не знаете, что двухмесячных, ну, постарше немного, их в город отправляют? На мясо.
Свете вдруг стало как-то невесело. Она опустила глаза. И все ребята примолкли. Люба вздохнула три раза подряд. У Тани брови сдвинулись. Саша пожал плечами и пнул ногой камешек. Сенька пробормотал: «Дык что ж…» — и стал пялиться на ствол берёзы. После работы ребята сидели на лужайке у входа на участок и обсуждали, где ещё искать утят.
— Таня оплакивает трёх уток, а не думает о том, что совхоз их тысячами сдаёт на убой, — продолжал Витя.
— Какой ты, Витя! — с упрёком сказала Люба.
Саша глянул на неё искоса и взорвался:
— А ну молчи, Витька! Осёл! Будто без тебя не знают, для чего уток разводят. Умничает тут!
— В самом деле… — промолвила Света.
Сашино возмущение было ей очень понятно. Все они, конечно, знали, что уток разводят на мясо. Для того, чтобы быстро получить много хорошего мяса, и существуют утятники. Но о том, что утят, за которыми они ухаживают, съедят, ребята никогда не думали. Они растили этих утят, радовались на них…
— Чего тут рассусоливать? — буркнул Сенька. — Делай своё дело! Дык мы будто не соображаем, для чего утки, а чего ж… так-то?
Таня сидела на скамейке нахмурившись и молчала. Внезапно она встрепенулась:
— Ребята, а я поняла… Вот что! Мясо нужно; кто спорит? И не одних уток едят. А и гусей, и других животных. Только пока их не свезут, они и не знают об этом, — значит, им всё равно…
— Не переживают заранее! — насмешливо вставил Витя.
— Молчи! — рявкнул Саша. — Говори, Таня, что ты поняла?
— Вот пока их не отвезут, они должны жить хорошо. Понимаете? И не только для того, чтобы жиру нагулять, а просто так, потому что всякому — и щенку, и утёнку, и тебе, Витя, — хочется, чтобы сытно ему было и весело, и чтобы не холодно… Ну, словом, чтобы по-человечески жилось. Вот мы и выращиваем утят так, чтобы им хорошо жилось. Понимаете? А кроме того, ребята! Ведь их могут и не свезти скоро, наших утят; разве вы не знаете? Ведь если мы хороших уток вырастим, их не отвезут на мясо, а сдадут в маточное стадо, которое яйца несёт. И они будут ещё долго жить. Так что, когда ещё что будет… А пока пусть живут счастливо!
— Слушай, Витька! — внезапно изрёк Сенька. — А ведь и ты тоже когда-нибудь помрёшь, не только утки. Конешное дело, тебя не съедят, но какой-нибудь конец для каждого живого, это самое… настанет.
Витя покраснел:
— Дурацкие сравненья! Я человек, а утка — птица…
Язык у Дыдыка ворочался очень уж неторопливо. Оказалось, что он ещё не договорил.
— Скала тоже когда-нибудь прикончится… А потом новая скала получится. И новые люди, и новые утки… И собаки…
— И земляные червяки! — весело подхватила Таня. — Ты скоро, Сенька, кончишь перечислять? Так можно до вечера: и бабочки, и крокодилы, и львы, и улитки!
Люба, Саша и Таня стали смеяться. Сенька сидел со всегдашним сонным выражением, словно и не он только что ораторствовал.
Солнце светило так ярко, вода блестела. Света смотрела на белые пятна, колыхавшиеся на озере, и думала:
«В самом деле, пока их не съели, пусть живут счастливо!»
ЕСТЬ ЛИ ВОРЫ?
Всем надоело без толку обшаривать кусты, заглядывать в ямы, лазить в зарослях осоки. И никто этого уже не делал. Только одна Таня продолжала упорно заниматься поисками пропавших утят. Настойчивость Тани изрядно измучила Свету. Часами Таня бродила вдоль озера, лазила по обрывам, кликала потеряшек и при этом обжигалась о крапиву, обдиралась о сучки. А Света тащилась следом. Сказать по правде, найти утят она уже потеряла надежду: ведь они с Таней двадцать раз проходили по одним и тем же местам. Но как могла Света бросить свою расстроенную подружку?
На третий день, примерно, после разговора о конце утиной, крокодильей, бабочкиной и Витиной жизни Света сидела на бугорке недалеко от утятника и с жалостью прислушивалась к Таниному голосу, доносившемуся из-под обрыва. Таня обшаривала осоку. Каждые три — четыре минуты слышался её терпеливый зов: