Где-то в стороне посверкивает электрическая молния. Опять грохнуло, но уже дальше. И тут как хлынет! Точно ведро воды на бегущую Свету опрокинули. Скатёрка к голове прилипла. Двумя руками Света прихватила её под подбородком, чтобы ветер не унёс.
На лужайке с берёзами навстречу Свете попались две мокрые фигуры. Под ливнем она не сразу узнала Любу с Сашей. Любу платье кругом облепило, Сашка в курточке. Пригнув головы — так и сечёт их дождём, — дружно тащат они вдвоём большую корзину. В такие корзины траву для утят рвут.
Заглянула Света в корзину, и сразу дождь попал ей в рот, — наверно, рот раскрылся. В корзине-то утята лежат навалом! Не сидят, а именно лежат, один на другом, как белые тряпки. Что это? От ужаса Света и спросить ничего не успела — Люба с Сашей исчезли в сплошных струях дождя.
Света кинулась на участок. Что там делается! Страшная картина! Везде утята валяются… Которые брюшком кверху, ножки дёргаются, которые на животе распластались, которые крылышки расставили… От испуга и жалости Света заплакала.
По участку с корзиной в руках носится Глаша. Утят в корзину подбирает. Заметила Свету и крикнула:
— Помогай!
А как помогать? Тоже утят подбирать? А складывать их куда? Корзины у Светы нет. И Тани нигде не видно! Но разве можно долго раздумывать, когда такое творится?
Живо сорвала Света с головы бабушкину скатёрку, расстелила её на мокрой земле, покрытой лужами, и на скатёрку принялась складывать утиные тельца. Поднимает утёнка, а у него головка болтается на вытянутой шейке. Ужас! Ужас!
— Глаша! — всхлипывает Света. — Они умерли, да?
Вряд ли Глаша услышала её вопрос. Сквозь ветер и дождь кричит:
— В загон неси скорей! Оттуда заберём!
Да что трупики забирать? Их и здесь, на участке, похоронить можно. И вдруг зашевелился утёнок в руках у Светы. Нет, нет, не все они трупики, некоторые двигаются, только ни встать, ни сесть не могут.
У входа в загон что-то больно щёлкнуло Свету по макушке. Как клювом кто-то долбанул. Неужели ястреб набросился в такой сумасшедший ливень?
— Ещё и град! — Люба тяжело дышит, стоя в загоне. Мокрые волосы висят у неё вдоль щёк. Карие глаза как крупные тёмные вишни. И Саша тут же. Со скатёрки утят хватает и — в корзину.
— Куда вы их? — мокрыми губами пролепетала Света.
— В тепло. Чтоб отогрелись!
— Остальные ребята где же?
— На других участках. У нас почти все. Иди ты тоже туда…
Свете холодно, ёжится в мокром платье. А Люба ещё больше озябла: у неё зубы дробь выбивают.
И опять Света одна в загоне: убежали ребята, подхватив корзину.
Вода с неба льётся сплошной стеной. Под такой душ выскочить из загона страшно.
Будто в реку Света бросилась. Да уже всё равно: давно до нитки вымокла. Хватаясь руками за жерди, перелезла через загородки, через одну, потом через другую…
На участке восьмиклассников незнакомые ребята мечутся. Кто в подоле утят несёт, кто просто в руках — корзин, видно, не хватает. Тут ведь утят много, не то что на опытном участке.
В этой сумятице внезапно раздался крик:
— Смотрите! Смотрите! Что это там?
Какой-то мальчишка остановился на бегу и рукой на озеро показывает. Все — и Света тоже — стали туда смотреть.
Сквозь дождевой заслон смутно виднеются тяжёлые, зыбкие волны. Сизые, мрачные — где гладкая голубизна великанского зеркала? — перекатываются они, плоский берег захлёстывают. Среди белых барашков что-то тёмное плавает, с волны на волну перескакивает. Два тёмных предмета: один большой, квадратный, другой маленький, круглый; и этот маленький предмет то покажется над водой, то исчезнет. Оба тёмных пятна всё меньше становятся: к тому берегу их относит.
Что такое там на озере, Света не понимала, но почему-то ей стало страшно. Прислушивается к тревожному гомону старших ребят:
— И куда его понесло?
— Этак и утонуть недолго!
— Да кто там?
— Разгляди-ка на таком расстоянии!
Вдруг все закричали радостно:
— Уже поплыли за ним! На помощь поплыли! Дядя Кузьма это!
И верно, откуда-то сбоку вынеслась лодка. Гребец изо всех сил налегал на вёсла, лодка быстро преодолевала расстояние до болтавшихся на волнах тёмных предметов.