— Послушается он вас! Как же!
— Сильно дразниться не дадим. А немножко понасмешничает — он ведь всегда насмешки строит — не умрёшь! Сейчас ты ступай! А завтра зайдёшь за мной ровно в полдесятого утра. Непременно! Я буду ждать.
Когда Витя побрёл по дороге к своему дому, Таня тихонько окликнула:
— Света, ты где?
Света вылезла из своего укрытия.
— Слышала? Кривляка какой! — промолвила Таня. — Но плохо ему пришлось. Жалко его!
Света обняла Таню.
— Как ты с ним говорила!
— Уж как бы ни говорила… Может, я и глупостей наговорила, не знаю. Но так бросить его нельзя же! Он нам плохое сделал. Но теперь у него беда куда хуже, чем у нас была. Разве в беде человека бросают? Вот завтра придёт, увидим, как с ним дальше будет…
— Ты думаешь, он зайдёт за тобой завтра?
— Должен зайти! Ну, как же?
ОНИ СТАНУТ ДРУЖИТЬ ВСЮ ЖИЗНЬ
И всё-таки Витя не пришёл. Минут пятнадцать — двадцать подружки прождали его возле Таниного дома понапрасну.
— Опоздаем на работу из-за этого бессовестного! — негодовала Таня, вглядываясь в конец проулка, откуда должен был появиться Витя, и подскакивая от нетерпения. — Ну, пошли!
Но пустилась она бежать не в сторону озера, а в противоположную — к Витиному дому.
Опять Света жалобными криками, под рык Пирата, вызывала Витю.
— Ведь я почему сама не иду, тебя посылаю, — объяснила Таня. — Я на Витину мать боюсь наткнуться. Как начнёт она Витеньку своего расхваливать, какой он у неё чудный мальчик! А я вдруг не удержусь и стану с ней спорить, ещё нагрублю нечаянно… И уж наверняка задержимся. А тебя она не знает и не будет с тобой разговоры разводить.
Когда Витя вышел на крыльцо, Света крикнула:
— Поди сюда на минуточку! Я тебе что-то скажу!
— Ты одна? — недоверчиво спросил Витя.
— Надо, очень надо мне тебя на минуточку! — твердила Света, будто не слыша вопроса.
Из любопытства Витя вышел за калитку. И был немедленно схвачен с двух сторон за обе руки — за одну руку Светой, за другую Таней, которая пряталась за плетнём и выскочила, едва Витя появился.
— Как вы смеете? Это безобразие! Не имеете права! — возмущался Витя, когда девочки дружно тащили его по улице.
Но возмущался он потихоньку и сопротивлялся, упирался не сильно, чтобы не очень уж заметно было встречным людям, что его, мальчика, волокут против воли девчонки.
Одна встречная женщина даже похвалила его:
— Ишь, молодец, двоих девчат за собой ведет!
Света фыркнула. А Таня весело поддержала шутку:
— Ещё бы не молодец! Он у нас молодец — хоть куда!
— A-а, пришёл. Вот и хорошо. — Такими спокойными словами Глаша встретила Витю и сейчас же поручила ему какую-то работу, которую он должен был выполнить вместе с Таней.
Так, хоть и притащенный насильно, Витя опять стал работать вместе со всеми.
Конечно, Саша не удержался от насмешек, несмотря на то, что девочки запрещали ему дразнить Витю. Сперва Сашка называл Витю «индивиду́лом», а потом ещё сократил это слово. Проходя мимо Вити, он распевал:
— Дул-Дул! Дул-Дул! Ты губы не надул? — Переделал поговорку: «Федул — губы надул».
Витю перекашивало от обиды, когда он слышал эту песенку. Он прекрасно понимал, что «Дул-Дул» означает всё то же самое; «индивидуалист»!
Сенька предлагал «от имени всего звена» поколотить Сашу, чтобы не дразнился. Но запротестовала Люба.
— Я тоже звено! — заявила она. — И не даю согласия, чтобы Сашку лупили.
Сама она могла ругать и «воспитывать» Сашу сколько угодно, но другим не давала его в обиду.
Наконец с Сашей серьёзно поговорила Глаша. После этого, приближаясь к Вите, Саша складывал губы так, точно вот-вот вылетит у него изо рта «Дул-Дул», но вылетало задумчиво сказанное в пространство:
— Пищеотход!
И это было уже не так обидно, потому что слишком глупо.
А потом произошёл случай, после которого Саша и совсем перестал дразнить Витю.
Однажды, кончив работу, ребята уходили со своего участка. Вдруг Сенька привстал на цыпочки, вытянул шею, секунду вглядывался и со всех ног помчался к червятнику.
Все услышали его сердитый возглас:
— Да как ты посмел?
Подбежавшие ребята увидели, что Саша наклонился над червятником, а Сенька лупит его по спине, не давая выпрямиться.
— Что случилось? Сеня, прекрати немедленно! — вмешалась Глаша.
Сенька отпустил Сашу, и тот, наконец, выпрямился, красный, смущённый. В руке он держал поллитровую банку, наполненную земляными червями.
Эту банку Сенька у него вырвал, опрокинул её над червятником.