- Вот это травка-а! - очарованно протянул командор, любуясь чараном. - Сколько тут можно стогов наметать!.. Из остреца сено получается витаминистое и зеленое-зеленое. Как лук.
- Ягоды! - взвизгнула от радости Галка и вопросительно поглядела на командора.
- Привал! - разрешил Ванюшка сделать неплановую остановку.
Сняв рюкзаки, мы жадно набросились на землянику. Это любимая наша ягода. Здесь она показалась нам еще слаще, чем дома. Крупная, сочная, привяленная жарким солнцем, таежная земляника так и таяла во рту. Вот бы ее сейчас с холодным молочком! Я горстями заталкивал ягоды в рот, ел, ел и все никак не мог наесться. Командор нас не торопил. Лениво вышагивая по чарану, он, словно стесняясь кого-то, лишь изредка нагибался за самыми крупными ягодами. Галка подпарилась к Кольче, хохочут громко, уписывая за обе щеки землянику.
- Ты бы рассказал нам что-нибудь о питательности земляники, - прошу я Кольчу самым серьезным образом.
Он понял меня, засмеялся.
- Рот занят!
Галка привстала, восхищенно любуется степью, прислонив ладошку козырьком ко лбу.
- Хорошо-то тут как, мальчики!
И я с наслаждением вдыхаю степные запахи. После приевшихся нам густых настоев смолы и хвои, распаренных солнцем, приятно ощущать степной дух, поглядеть на полевые цветы и травы. А над головами у нас широко раскинулось бездонное синее небо, по которому мы уже соскучились в сумеречных таежных дебрях.
Кольча наелся земляники до отвала и давай Дружка ягодами кормить.
- Ест, дьявол! - изумленно воскликнул командор.
- Он даже арбузы лопает! - вспомнил я.
Чак, конечно, от земляники отказался. Мяса, мол, давай, а это не собачья еда.
Пока мы наблюдали за Дружком, который стал сам себе ягоды в траве искать, Чак забрался на увал и призывно залаял.
- Кого он там увидел? - дал нам знак следовать за ним командор и потянулся за своим рюкзаком.
- Бунгало! - взволнованно произнес Кольча, первым поднявшись на увал.
Километрах в двух от нас, в окружении разбежавшихся по полю сосен, стоял большой, почерневший от времени дом. Он был какой-то некультяпистый - будто приплюснутый к земле, с узенькими маленькими окнами, напоминавшими бойницы, с осевшими стропилами, делавшими его еще более приземистым, с жалкими остатками кое-где сохранившегося заплота.
Не сговариваясь, мы повернули к дому, хотя наша чудница проходила в стороне от него.
Идем и глазам своим не верим: степь да степь кругом! Как в песне. Степь раздольная. Кузнечики у нас из-под ног сухими зелеными брызгами. Жаворонки заливаются. Перепелка фуркнула, потревоженная Чаком... И если бы не стена ельника, из которого мы попали сюда, то можно подумать, что занесло нас неведомо как на Алтай или на Украину. Даже сизоватый ковыль белесыми пучками виднеется в траве. Даже шары перекати-поля ждут своего часа вон там, на выгоревшей под солнцем проплешине, чтобы сорваться с прикола и помчаться куда глаза глядят...
- Рожь! - недоуменно вытаращил я глаза.
Несколько колосков покачивалось в пырее. Ванюшка сорвал один. Он уже наливался соком. Зерна обещали стать крупными, увесистыми.
- Пашня была... - озадаченно проговорил командор и вдруг широко улыбнулся. - Да это же Федулова пустынь, ребята!
Ого, как мы опять уклонились от своего маршрута! Про Федулову пустынь все слышали в Басманке не раз, но думали, она в стороне останется.
Подошли к дому. При первом же взгляде ощущаешь пролетевшие над ним столетия. Особенно красноречиво свидетельствует об этом сосна в два обхвата, вымахавшая как раз на месте крыльца и заслонившая толстенными лапами двери. Кольча тотчас отвязал от рюкзака топорик и начал рубить их, чтобы попасть в дом. Мы с командором обошли вокруг усадьбы.
Чаран хранил еще следы пашни, а возле дома угадывался большой огород. Мне вспомнились рассказы дедушки Петрована. Федул выращивал картошку, морковь, лук, редьку, огурцы и даже помидоры, горох, бобы, подсолнухи на масло, рожь, пшеницу. Тайга кормила его орехом, черемухой, брусникой, клюквой, смородиной, черной и красной, черникой, голубикой, грибами... Когда-то на чаране можно было увидеть стога сена, суслоны снопов. Вон там, у обрушившейся повети, стоят конные грабли, проржавевшие насквозь.
Дом был обнесен когда-то крепким заплотом из поставленных впритык толстых бревен, забитых в землю. По старинке у нас зовут такие заплоты "чесноком", потому что бревнышки, как дольки чеснока, плотно подогнаны одно к другому. Такие ограды, словно крепостные стены, окружали и государевы остроги, а кержаки только при Советской власти стали заменять их положенными горизонтально на столбы жердями-пряслами.
Возле дома был пригон для скота, от которого мало что сохранилось, кроме древесной трухи да мощных смолевых столбов. Рухнула поветь, где под одной крышей зимовали коровы, овцы, лошади и куры, а заплот стоит только у стен дома, накренившись к траве, и напоминает перебитые темные крылья.
Сам дом скособочился, поник, стоит раскорякой. Крыша была покрыта каменным плиточником, как черепицей, но стропила осели вместе с дряблыми балками, и он сполз к карнизам. Буря-падера повыхлестала стекла окон. А сруб лежит. И долго еще продюжит. Бревнышки-то все на подбор - с бочку толщиной. Да все листвячок. А он будто из железа отлит. Колокольчик нам говорил, что на Дунае и сейчас стоят быки мостов, сделанные из лиственницы еще рабами Рима...
- Здесь и заночуем, - сказал нам командор, хотя до вечера было еще далеко. - Палатку ставить не надо. Вон литовка на стене висит в прирубе, травы накосим под бока.
Я поглядел на небо, которое со всех сторон стали обкладывать тяжелые серые тучи.
- Кошениной можно будет и окошки заткнуть, если занепогодит, добавил Ванюшка. - Ох, не вовремя дождичек-то... Я хочу оставить вас здесь, а сам налегке слетаю на заимку к дедушке Петровану.
- Ничего себе заявочки! - пробурчал недовольно Кольча.
- Я что сказал? - повысил голос командор.
Меня устраивал этот передых вполне.
- Ты что в деревне говорил? - напомнил я Кольче. - Подчиняться командору, как капитану на корабле!
Кольча прикусил язык, понурившись.
- Дедушка Петрован теперь уж извелся там весь, нас дожидаючись, сказал Ванюшка.
Он не первый уж раз заводит этот разговор. Очень тревожит Ванюшку, что, не дождавшись нас к назначенному времени, дедушка забьет тревогу, сообщит через своих охотоведов в Киренск и оттуда вылетит вертолет на поиски пропавшей экспедиции. Мы здорово опаздываем.
- Тут теперь недалеко, я завтра к вечеру буду на заимке, - рассудил командор. - А если все вместе с нашими манатками потащимся, дня три уйдет, не меньше, на дорогу.
- Когда тебя ждать? - спросил Кольча.
- Послезавтра к вечеру. Вместе с дедушкой придем.
Мы сверились по карте. От Федуловой пустыни до заимки дедушки Петрована самый короткий путь. Значит, эта мысль зрела в Ванюшкиной голове уже не один день. С бухты-барахты он такие решения принимать не станет.
- Одно только плохо, - сказал я. - Идти тебе, Ванек, придется по берегу Гнилого нюрута. Не зря, мне кажется, ходит про него худая слава.
- Миша, оставь, пожалуйста, свои грустные комментарии! - тотчас холодно оборвал меня Колокольчик. - Мы на пороге двадцать первого века!
- Нет дыма без огня!
- "Огонь" может быть только один в данном случае, - отчеканил Кольча. - Кому-то весьма выгодно держать людей подальше от этого озера. Вот и распускаются разные небылицы. Проверим.
- Вернусь - доложу! - засмеялся Ванюшка. - Страшно там или нет. Только глядите, чтобы все у вас было по уму.
- Отдохнем, починяшки устроим, - сказала Галка, которой тоже задумка командора показалась вполне разумной. - А то уж так все оборвались, будто нас росомахи рвали.
Вчера полдня лезли мы через каменные осыпи, заросшие кошкарой. Не зря этот колючий кустарник геологи штанодралом прозвали. Весь он точно рыболовными крючками увешан. Камни под ногами разъедутся, ну и валишься прямо на колючки.