- Он меня без ножа зарежет сегодня! - взвыл командор.
- Там бы-ла пти-це-фер-ма!
- Чья?! - опешил я от такой новости.
- Не-пу-те-во-го Фе-ду-ла!
- Чего ты буровишь? - рассердился Ванюшка.
- Клянусь мамой! На Кавказе это самая страшная клятва, парни.
- Ну и что за птицу разводил здесь непутевый Федул?
- Уток, командор!
- Уток?!
- Да, да!
Мы в хохот. Надо же такое брякнуть. Совсем уж ум за разум.
- А ты видел, сколько дичи в камышах на той стороне? - спросил, смеясь, Ванюшка. - Во времена Федула, надо думать, было еще побольше.
- Не то чтобы из ружья стрелять, припасы жечь, палкой можно было набить, сколько захочешь! - вставил я.
- Но тем не менее Федул разводил здесь уток! - словно издевался над нами Кольча. - Это вам может подтвердить дядя Иван. Он сам их видел, когда "говорку держал" с Федулом, заезжал к нему "табачком разжиться".
- Чушь какая-то получается! - никак не может в это поверить Ванюшка. - Вон какие травы что на чаране у Федуловой пустыни, что здесь. Выгоднее всего было бы разводить овец.
- А где еще их продашь? - подала голос Галка.
- Верно, - согласился командор. - В Иркутск отсюда не повезешь...
- Немыслимое дело! - признал это и Кольча. - Значит, что-то архиважное кроется за всей этой авантюрой Федула. Думать надо!..
- А ведь на утках он много бы не разгулялся! - заметил в заключение Ванюшка.
Загадка! Ставить утиную ферму на берегу глухого таежного озера, кишащего дичью, в высшей степени глупо. Это же равносильно тому, что копать колодец рядом с незамерзающим ключом!
Я вспоминаю все, что слышал про непутевого Федула. Хотя и был он мот, бражник, но все говорили, что себе на уме. Денежки через него прошли немалые...
- Знаешь, что про последнего Федула у нас в Басманке говорили? начал командор после большой паузы. - "В дождь бороной укроется, с алтыном к рублю подъедет!" Значит, башковитый был мужик?
- Еще бы! - воскликнул Кольча. - Если червонцы сыпал в ресторанах направо и налево.
Я чувствую, что он уже надумал что-то, но не решается нам выложить: слишком уж невероятное. Ждет, когда мы сами подойдем к чему-нибудь.
- Можно начинать высказываться? - спросил Ванюшка.
- Давай, командор! - насторожился Кольча.
- Мой внутренний голос мне подсказывает, - начал Ванюшка, копируя его, - мы на пороге грандиозного открытия. Даже не открытия, если быть точным, а подтверждения открытого нами ранее.
- Ну, ну! - заерзал на своей постели Колокольчик.
- Утки собирали для Федула зернышки, - Ванюшка сделал паузу и прищелкнул языком, как эвенк, - да не простые - золотые!
- Правильно, командор! - радостно вскрикнул Кольча. - Я точно такого же мнения.
- А как? - с придыханием спросила Галка. - Мальчики?..
- Утки вытаскивали Федулу самородочки со дна озера! - ликовал Кольча. - Стрелял он, конечно, и диких. Но у домашних можно было рукой зоб прощупать, заставить их нырять на нужном тебе месте и так далее, и тому подобное.
- Но это пока только наши домыслы, - сказал Ванюшка самым постным голосом и зевнул. - Давайте спать, ребята. Завтра денек может быть горячим для нас.
55
Дядя Иван разбудил нас еще до восхода солнца.
- Кто рано встает, тому бог дает! - сказал он вполне серьезно. Летом долго на боку валяться - борони бог!
Галка спала крепко, не слышала, а старик пожалел ее и не велел будить. Он сказал: глядеть будем, кто вчера костер на той стороне озера палил, кто в ружье трубил, разыскивал своих.
- С тобой побежим, - кивнул старик Ванюшке. - А вы тут тихо сиди, собачкам ругаться не вели. Толмачить шибко - борони бог!
Они ушли, а мы с Кольчей остались. Ружье нам свое дал Ванюшка. Так велел дядя Иван.
На всякий случай собак мы посадили на поводки, а свой наблюдательный пункт устроили на груде камней метрах в семидесяти от лагеря. Обзор хороший, только лежать на таком жестком ложе мало радости, а сидеть нельзя: можно себя обнаружить.
Ванюшка с Борони Богом пошли к горе и тут же скрылись из глаз в густом тумане, широко расплеснувшемся по всей долине. По кустам у курумника задумал старик подобраться к золотничникам. Мы нисколько не сомневались, что это они. Я вчера не стал говорить, но мне показалось, что блеснула кожа куртки, когда вспыхнула зажигалка. Бородатый! Почему именно зажигалка, а не спичка? Вот почему. Два раза огонек вспыхнул через очень короткий промежуток времени. Первый раз ветер погасил пламя. А если бы этот человек спички чиркал, то ему надо было снова открыть коробок, вынуть спичку и снова чиркнуть. Больше времени потребовалось бы на это.
Меня опять стали донимать тяжелые думы. С огнем играем! Отнять старанку у этих акул - все равно что вырвать аппетитную кость из пасти цепного кобеля-волкодава.
Солнце еще не показалось, еще видна бледная, как снятое молоко, половинка луны, а ранние пташки уже распелись. На горе хрипло кукушка закуковала спросонок, а где-то на кусте черемухи синица звонко просит: "Пи-ить! Пи-ить!" Деловито снуют над нами белопоясные стрижи, красноголовый дятел выдирает жучков-короедов из кривобокой сосенки на курумнике, на озере вдруг оповестил всех о своем добром здравии чирок-свистунок, кряквы хором закрякали, будто заругались все враз, дрозд заскрипел, и тотчас откликнулась ему зарничка - музыкальная птичка. Мелодичный голосок у нее, нежный. Да и сама она хоть куда, красавица. Грудка - под цвет зари. Поглядишь на нее при восходе солнца, и вся она малиновой тебе покажется.
До чего же хорошо в тайге "ранней ранью"! Но сегодня нам не до красот природы. Лежим мы с Кольчей и глаз не сводим с того места, где вчера горел костер на дальнем конце озера.
А вдруг там расположилась какая-нибудь экспедиция? Вот будет потеха!
Но ведь сигнал?
А почему бы им не договориться об условных сигналах, когда надо выйти на своих?..
Все по уму!
Я даже повеселел от таких мыслей, представив себе разочарованное лицо Колокольчика. Да его кондрашка хватит тогда от огорчения!..
На том месте, где вчера горел костер, все под туманом белым. Наши разведчики смогут на несколько метров к лагерю этих людей подобраться.
А солнце все выше поднимается, птичий гвалт на озере загустел, все голоса слились, и теперь уже не различишь, кто громче всех кричит и дружней в веселом утреннем ералаше.
Но вот налетел довольно свежий ветерок и как бульдозер начал сгребать туман к озеру.
- Слушай! - дернул я Колокольчика за рукав. - Как будто бородатый что-то долдонит.
У Кольчи даже морщинки на лбу от напряжения.
- Показалось...
И вдруг песня до нас долетела, вывалившись из птичьего гомона.
В тайге есть гусь, в тайге есть лось,
А в городе - найди лося!
Живут там люди на авось,
А у меня - природа вся!
- Антошка! - Мы с Кольчей поглядели друг на друга.
Через несколько минут туман еще больше размело ветром, оголился берег озера и полоса воды шириной с шоссейку. На чистоплеске мы увидели резиновую надувную лодку. В ней сидел человек и проверял какие-то снасти. Вот он радостно вскрикнул, склонившись над водой, должно быть, попалась хорошая рыбина. К нам опять долетела песня:
А я живу как деды встарь,
И лось, и гусь, таймень, глухарь!
Антошка горлопанит это.
- Не тужат! - вздохнул я.
- Скоро по-другому запоют! - мстительно сказал Кольча. - Отошли крыловские времена...
Бурундучок прямо под ухо посвистывает. Ни один зверек так не мозолит человеку глаза в тайге, как этот шустрый озорник. Подкрадется к тебе и как свистнет! Даже вскочишь иной раз от неожиданности. А будешь есть, он у тебя обязательно что-нибудь стащит, если хоть чуть-чуть зазеваешься. Особенно колбасу любит, чертенок. Пока ему кусочек не кинешь - не отвяжется. Пойдешь осенью за кедровыми шишками - эти полосатенькие зверушки уже стайками собрались и тебя дожидаются. Собьешь шишки с дерева - рот не разевай, мигом все растащат, и тебе не достанется. Ох и нахалюги! Прямо из рук норовят утянуть шишку. Да еще отбежит какой-нибудь из них, присядет над твоей шишкой и рожицу тебе скорчит. Вот честное слово!