- Дождется Оорл... - процедил он сквозь зубы.
- Он вчера уезжал от герцога очень сердитый, - сказала Нолли, - не поделили что-то, наверно.
- Он был здесь?!
- Да. Я сама видела.
Ольвин на секунду отвернулся, видимо, чтобы скрыть от нас выражение лица, сдержать которое был не в силах. Оорла он знал. Знал и ненавидел. Я в этом не сомневался. Что-то связывало этого уличного акробата и всесильного барона, которому даже король не указ. Что? Смерть Эриха Второго? Изольда? Или, может быть, белая тигрица? Я еще раз поразился, что судьба привела меня именно к нему.
- Идите домой, - сказал он, взяв себя в руки, - в такое время лучше не высовываться, - а я пойду узнаю, что они там не поделили с герцогом.
- Я с тобой, - заявил Сильвио.
- Нет, - Ольвин покачал головой, - на этот раз я пойду с Мартином.
- Ну и катись к черту!
- Сильвио...
- Я сказал, к черту!
"Дурак", - подумал я, - "все равно он ничей. Он один на всех, как икона в церкви. Просто я надоел ему чуточку меньше, чем ты. Дурак ты, Сильвио!"
Все пошли в одну сторону, а мы в другую. Мы направились в центр города, ко дворцу герцога Тарльского, к белокаменной громаде, обнесенной высокой ажурной оградой, заржавевшей, но все еще красивой. Со стороны парка в ней была дыра из выломанных прутьев, так обычно случалось со всеми оградами.
Мы оказались в цветущем саду. Это был обыкновенный рай на земле, какие любят устраивать себе сильные мира сего. Светило солнце, благоухали розы, тихо шелестели деревья. Словно и не было пожарища, детского плача, женских воплей. Словно и не стояли мы на пепелище полчаса назад!
- Идем, - Ольвин тянул меня за рукав, мы осторожно пробирались между клумб с георгинами и кустов шиповника.
В одно из окон на первом этаже, полуоткрытое, с воздушной оранжевой занавеской, он тихо постучал. Девушка, которая выглянула и приветливо улыбнулась, очевидно, была горничной.
- Даная у госпожи Алоизы, - сказала она.
- Позови, будь добра.
- Если госпожа ее от себя отпустит!
Ждать пришлось долго.
Наконец она появилась в окне, девушка из мечты, из легенды о прекрасной и вечной любви. И тревога на лице, и отчаяние в глазах шли ей еще больше, чем улыбка.
- Ольвин, какой ужас! - сказала она, прежде чем поздоровалась.
Они смотрели друг на друга чуть дольше и выразительней, чем просто знакомые.
- Ты не один? - Даная удивленно взглянула на меня, а потом грустно улыбнулась, - я, кажется, узнала. Это ваш новый музыкант. Он играет на лютне и на дудочке.
- Его зовут Мартин, - добавил я.
Она опять улыбнулась, но уже веселее.
- Мартин, - сказала она, - мне кажется, что ты можешь петь гораздо лучше. Я всё ждала вчера...
- Я не пою, я подыгрываю.
- Поет - поет, - опроверг меня Ольвин, по-моему, ему непременно хотелось, чтобы Мартин ей понравился, - и еще сказки сочиняет. Заходи как-нибудь, послушаешь.
- Я приду. Обязательно приду. Только сейчас мне не вырваться. Представляешь, что тут творится? Герцог в ярости, хозяйка в истерике... Не до сказок, Ольвин.
Она снова стала серьезной и встревоженной. Ольвин взял ее за руки.
- Что, дело плохо?
- Дело идет к войне. Они никогда уже не договорятся.
- А ты слышала, что они не поделили на этот раз?
Даная сдвинула черные брови, усиленно что-то вспоминая. Не думал я вчера, что увижу ее в роли черной пророчицы.
- Барон хотел вернуть себе прежние земли. Но они уже два века относятся к Тарлю. Естественно, что герцог отказал.
- Какие? Дана, какие еще земли?
- Ну как же?.. Долину Двух лун, правда, я не знаю, где это.
- Он что, купить не мог!
Даная вскрикнула, так сильно он стиснул ее руки.
- Ольвин!
- Прости, - сказал он поспешно, - если б ты видела, что там на площади...
Она кивнула и скорбно поджала губы. Где-то я уже слышал это название. Долина Двух лун. Или видел... написанным карандашом в блокноте! Похоже, барон Оорл тоже читает древнехарейские трактаты! Если б девушка в окне не была так прекрасна, мои мысли, возможно, выстроились бы в одну стройную цепочку, и я бы уже тогда кое о чем догадался, но я только смотрел на нее и завидовал Господу Богу, завидовал как автор, в том, что это он ее выдумал, а не я. А я бы сделал ее принцессой, я дал бы ей вечную молодость и дар ясновидения, она могла бы превращаться в большую черную птицу и летать над городом на закате солнца, и она обязательно полюбила бы одного уличного акробата, и он тоже любил бы ее до безумия, а не делал вид, что это его совершенно не касается...