- Может, останетесь? Куда вы? Я знаю эти места, тут опасно.
- Да. Тут опасно. Белая тигрица вас к себе не подпустит. В живых останешься ты один.
- Подождите!
Он ушел. Но он сказал правду. Я видел ее, гордо лежащую на большом валуне, после того как Хлодвиг сорвался с уступа, Кристи заклевали в ущелье орлы, а Марциала придавило упавшей сосной. Он жил еще долго, почти час, сосна валялась корнями вверх и истекала смолой, молодое сильное дерево, которое само ни за что бы не упало.
- Она сильнее, - сказал Марциал, - деревья, птицы, камни, - всё в ее распоряжении. Кошка! Драная кошка!..
Нет, она была прекрасна! Видит Бог, как я боялся ее! Но отвернуться, уйти, убежать было немыслимо, я любовался ею из кустов бузины, как завороженный. Она наверняка меня видела, но позволяла на себя смотреть и лениво жмурилась от солнца. Потом ей это надоело, она так рявкнула, что у меня все оборвалось внутри, и скрылась в чаще.
В свою деревню я добирался дней десять, один, без всякой веры в светлое будущее, без обещанных денег и, главное, без продуктов, которые улетели в пропасть вместе с беднягой Хлодвигом. Я проклинал тот день, когда связался с этими господами из Лесовии и согласился быть проводником. Лес я любил всеми силами души, но тогда решил, что с меня хватит, что надышался я целебным хвойным запахом на всю жизнь!
///////////////////////////////////////////////////////////////
/////////////////////////////////////////////////
Встал я рано, как только забрезжил рассвет. Уж лучше побродить по улицам, чем валяться как дурак в постели и смотреть в потолок. Чтобы не разбудить никого, на кухню я прошел на цыпочках, отрезал кусок сыра, отломил горбушку хлеба и рассовал по карманам. Пока стоял в раздумье, не отхлебнуть ли вчерашнего компота, и в какой кастрюле он может быть, сзади послышались шаги. Я замер как вор на месте преступления, сам не знаю почему. Потом рассудил, что ничего особенного не совершаю, просто есть хочу, и обернулся.
В дверях стояла Изольда. В ночной рубашке. Она нимало не смутилась, она вообще не заметила меня, прошлась взад-вперед, села к камину, разгребла угли руками и стала укладывать щепки шалашиком. Движения были замедленные, осторожные.
- Изольда, - позвал я, чувствуя неладное.
Она не слышала, не глядя, взяла с каминной полки огниво. Все это было странно, еще вчера вечером она казалась совершенно нормальной женщиной, может только, слишком красивой для той одинокой и скромной жизни, которую она вела, но теперь я, кажется, понял причину этого одиночества.
Развести огонь я ей не дал. Страшно подумать, что могло бы быть, не окажись я случайно на кухне! Она была сильная и гибкая, я просто не знал, что с ней делать, потому что она все время молча вырывалась и рвалась к камину со слезами на глазах, глаза были зеленые как трава-осока.
- Да что тобой? Что с тобой, Изольда? Ну, тише! Ну, куда ты?..
Когда она немножко успокоилась и перестала вырываться, пришел Ольвин. Более нелепой ситуации в своей жизни я не помню.
Я стоял в четыре часа утра на чужой кухне с оттопыренными карманами, обнимал полураздетую женщину и тупо глядел на ее брата, а наверху, в угловой комнате с запахом смолы и яблок спала моя жена.
- О, Господи! - сокрушенно сказал Ольвин, - вот она где!
Сестра перешла к нему в объятья и окончательно затихла.
- Какая нелепость, - проговорил он потом с отчаянием, - с ней уже давно этого не было, и надо же, чтобы именно сегодня... Какого черта ты тут делаешь?
Я и сам себе задавал этот вопрос, но теперь уже не имело значения, что меня сюда привело.
- Я никому не скажу, Ольвин, слышишь?
Он кивнул, поднимая сестру на руки.
- Она тебя не укусила?
- Да нет, ничего...
- Ночью ее еще можно как-то остановить, я сплю за стенкой и сразу просыпаюсь. Но иногда это случается с ней среди бела дня. Не держать же ее взаперти... Тогда приходится уезжать в другой город.
- Почему?
- Потому что за это отправляют на костер.
- Но она же не ведьма, она просто больна!
- Кто будет в этом разбираться?
- А вылечить эту болезнь как-то можно?
- Подожди, я отнесу ее...
Мы развели-таки огонь в камине и повесили на крючок чайник, потому что утренний голод какой-то особенно свирепый. Я с виноватым видом вытащил из карманов свои запасы.
- Понимаешь, не спалось...
Ольвин усмехнулся. Он сидел на стуле вместе с ногами, обняв одну коленку, как это делают гимнасты и маленькие дети.
- Там в буфете сахар и печенье. Доставай, если хочешь.