Однажды он вспылил во время застолья, ему ничего не стоило сдернуть скатерть, разбить пару блюд, швырнуть в угол вазу и испортить всем аппетит. Кажется, я отказался куда-то поехать.
- Это всё из-за твоей тигрицы! - закричал он, - она и здесь не дает тебе покоя!
- Она тут ни при чем! - тоже сорвался я, мне совершенно не нравилось, что он помянул ее в такой компании, это было слишком личное, никого, кроме нас двоих не касающееся, - замолчи же!
- Да я убью ее, эту драную кошку! Убью, ты понял?!
- Ничего ты с ней не сделаешь!
- Клянусь, я убью ее!
- Только попробуй.
Потом мы забыли об этой ссоре. Выпал снег, все неуловимо изменилось, на душе стало как-то легче. Я списал эту гнусную клятву на его истеричность.
В начале декабря у него был день рождения. Я посвятил ему хвалебную оду, он прочитал, остался доволен и радостно заявил, что у него тоже есть для меня подарок. Он был очень красив в этот день и счастлив, как мальчишка, ему не было равных ни в танцах, ни в играх. Я даже тихо гордился им в душе.
Кристофер подошел неожиданно. Мы с ним почти не разговаривали и даже не здоровались. Он был румян и чем-то очень доволен.
- Любуешься своим благодетелем?
Тон его мне не понравился.
- Любуюсь, - сказал я.
- Лучше полюбуйся в окно!
Он даже подтолкнул меня. Я хотел его отпихнуть, но тут увидел в окне нечто такое, от чего помутился рассудок. По двору четверо слуг проносили привязанную к палке белую тигрицу, голова ее была безвольно запрокинута, хвост волочился по снегу. Она была мертва! Я распахнул окно настежь, мне в лицо ударил ледяной ветер и мелкая снежная крупа, я задыхался, крик так и не вырвался из моего горла, потому что я вдруг онемел. Все кончилось.
Так вот он, твой подарок, Нарцисс!..
Я подошел к Нарциссу. Он беседовал со своим дядей и его людьми. Я тронул его за плечо, он обернулся и осветился довольной улыбкой, он был очень красив.
Я вонзил ему кинжал прямо в сердце, прекрасно понимая, что вместе с ним я убиваю и себя, но теперь это было уже не важно! Сначала никто даже ничего не понял, Нарцисс почему-то еще стоял на ногах и смотрел на меня удивленно, непонимающе.
- Энди, ты что...
Он упал на руки Эдварду Тиманскому.
Я опустошенно поплелся к себе, меня никто не трогал, все суетились вокруг убитого короля. Я вспомнил Ольвина, история повторялась, только меня спасать было некому, да и незачем.
Кто-то шел за мной по пятам, но мне уже всё было безразлично. Я вошел к себе. Я огляделся. В малахитовом зале по-прежнему стоял на постаменте золотой конь с изумрудами вместо глаз, а рядом с ним - еще одна скульптура - отлитая из серебра тигрица, белая с изумрудными глазами. Она была прекрасна даже издалека смотрелась как живая. Нарцисс очень хотел, чтоб его подарок мне понравился...
У меня за спиной расхохотался Кристофер. Его шутка удалась.
Не знаю, кто назвал эту тюрьму Столетней, но название было точное. Дни тянулись тут как года! Эдвард Первый Меченый заходил ко мне и сказал, что казнить меня ему в любом случае придется: в Лесовии нельзя безнаказанно убивать королей. Единственное, что он может для меня сделать - это отсрочить мою казнь на один-два месяца. Я сказал, чтоб он не беспокоился, но меня всё еще держали на этом свете, непонятно зачем. Уже кончался январь.
Столетняя тюрьма была для аристократов. В моей камере стояла вполне сносная кровать, стол, стулья, кормили меня из серебряной посуды, приносили книги, бумагу и перья. Я согласился бы прожить тут и до весны, может, успел бы дописать сказку о прекрасной и вечной любви и преданной дружбе, но спешное строительство эшафота лишило меня этих иллюзий.
Иногда, особенно по ночам, умереть хотелось как можно скорей, особенно, когда снилось удивленное лицо Нарцисса перед смертью. "Энди, ты что..." Я просыпался, стискивал кулаки и искал что-нибудь острое. Хоть бы на том свете ему объяснить, за что я его убил!
В последние дни я уже ничего не писал, я вспоминал всю свою сумасшедшую жизнь от начала до конца, я наслаждался и мучился воспоминаниями. Я решал для себя вечный вопрос, каким лучше родиться: талантливым или нет, как будто мне предлагали родиться второй раз! Впрочем, вывод напрашивался сам собой. Я проиграл!
Поздно вечером меня разбудил капитан тюремной стражи.
- Уже что ли? - проворчал я.