— А зачем ей ждать утра? — удивился Трилл.
— Незачем. Заклятие иссушения очень трудоемко, вот она и обездвиживает жертв, чтобы не помешали и не сбежали.
— Вы ее убили, госпожа Вейлана?
— Нет, — удивилась такому предположению девушка. — Я заперла ее. На какое-то время. Большее мне недоступно.
— А он мог ее убить? — осведомился Пэн, покосившись на Клария.
— Вполне возможно. Если бы сумел подобраться достаточно близко. Но она бы вряд ли позволила.
— Так… что с ним? — кивнув на спящего, поинтересовался Трилл.
— Проклят, — вздохнула Вейлана.
— Он что, никогда не проснется?
— Он не спит, — девушка нахмурилась, припоминая точные слова колдуньи. — Он… заблудился в воспоминании.
— Что это значит?
— Проклятие заточило его разум в каком-то одном воспоминании, и самостоятельно он выбраться не сумеет.
— Каком воспоминании? — наивно уставился на нее Трилл.
— Едва ли приятном.
— Вы сумеете ему помочь? — без обиняков спросил Пэн.
— Я должна.
Потому что только Кларий в силах защитить ее от гончих. И, если не пробудить его до их появления, мир погибнет.
Пэн гнал экипаж по дороге весь остаток ночи и остановился, лишь когда в небе забрезжил рассвет. Рассвет, который они могли не увидеть, если бы не Кларий. И Вейлана всю дорогу пыталась разобраться, почему он так поступил. Так не похоже на него, словно и сам он был заколдован, вообразив себя кем-то другим. Или он просто не представлял всю глубину опасности? Она так и не нашла ответа, когда попросила Пэна остановиться. Не стоило тянуть с проклятием, чем дольше оно держится, тем труднее его снять.
— Госпожа Вейлана.
На ее просьбу оставить их с Кларием наедине Трилл отреагировал быстро, а вот Пэн задержался. И, похоже, не только для того, чтобы взять из экипажа все необходимое для завтрака.
— Да, Пэн?
— Вы уверены, что стоит это делать? Вы справились с колдуньей. Может, и с гончими справитесь?
— Нет, — она покачала головой. — Черный колдун для меня слишком силен. Я не справлюсь с его колдовством. Это по силам только ему.
Она кивнула на Клария и улыбнулась печально. Пэн виновато вздохнул и закрыл за собой двери.
Кларий лежал на разложенном кресле и словно бы спал. Вейлана поудобнее расположилась на соседнем и взяла юношу за руку. На миг удивилась, какой изящной оказалась его ладонь, узкая, с длинными гибкими пальцами, словно бы совсем не предназначенная для оружия. Задумчиво девушка погладила огрубевшую от постоянных тренировок кожу на его пальцах и закрыла глаза, сосредоточившись на магии.
Несмотря на обширную теоретическую базу, снимать проклятия ей еще не доводилось. К тому же столь специфических. Но она хорошо представляла, что нужно делать, а потому позволила своей силе окутать тело Клария, вплетаясь в нити проклятия. И последовала туда, куда вели эти нити. Окружающая реальность сошла на нет, сменившись чужим воспоминанием.
Вейлана очутилась в довольно мрачном месте. Полутемный каменный коридор, сырость и холод, мерный звук капель и чадящие редкие факелы — девушка поежилась и огляделась в поисках Клария. Но коридор оставался пуст. Она прислушалась. Где-то вдалеке ей почудились странные звуки, словно кто-то сдерживал рыдания. Вейлана почувствовала себя крайне неуютно, опасаясь увидеть что-то непотребное.
Мало ли в каком воспоминании застрял Кларий, человек, причинивший другим немало зла.
Но все же она заставила себя двигаться на звук. И добралась до двери, запертой на засов. Звуки доносились из-за нее.
Отодвинув засов, Вейлана приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
За дверью обнаружилась совершенно пустая комната — точно такая же сырая, холодная и мрачная, как приведший сюда коридор. Осмелев, девушка зашла внутрь.
Первое впечатление почти не обмануло. Здесь действительно ничего не было, только тонкая подстилка, на которой сидел, вжавшись в стену, маленький мальчик. Лет девяти-десяти, не старше, в каких-то рваных обносках, избитый, весь в синяках и свежих кровоподтеках, он прижимал к груди неестественно вывернутую, явно сломанную руку. Черные, неровно стриженные лохмы, огромные карие глаза и удивительно красивое, несмотря на следы побоев, лицо. Несколько мгновений Вейлана всматривалась в мальчика, и вдруг узнала.
— Кларий?
— Ты кто? — хрипло спросил он, а в следующий момент лицо его исказилось от боли, и мальчик велел: — Убирайся!
Но Вейлана и не подумала уходить. И не потому, что ей нужно вытащить Клария из его воспоминания. Такого неожиданного… Ничто не могло подготовить ее к такому. Она считала, что у Клария не было детства; полагала, что он рос, избалованный донельзя. Но такого даже представить не могла. Избитый покалеченный ребенок, который еще не стал ужасом Азеила. В этот момент сердце Вейланы наполнилось сочувствием к мальчику. И, не думая о том, в кого превратится этот ребенок, она подошла к мальчишке и опустилась перед ним на колени.
— Больно? Покажи, я помогу.
Юный Кларий испуганно вжался в стену еще сильнее, из его горла вырвался всхлип, но глаза оставались сухими. Вейлана потянулась к нему, осторожно коснулась сломанной руки и щедро зачерпнула своей силы, чтобы облегчить его боль. Ребенок ахнул, с изумлением уставившись на свою руку — и неосознанно доверчивым жестом протянул ее девушке. Вейлана, избавив мальчика от боли, вылечила его руку, отмахнувшись от мысли, что находится она всего лишь в чужих воспоминаниях, а силу тратит вполне реальную. Взгляд мальчика, в котором сияла искренняя и горячая благодарность, того стоил.
— Что с тобой случилось? — ласково спросила Вейлана, осторожно погладив мальчика по спутанным волосам.
И он все с тем же инстинктивным доверием потянулся к ней, словно в надежде на новую ласку. В порыве сочувствия Вейлана обняла мальчика, прижала к себе, такого беззащитного, маленького, несчастного — и он прильнул к ней, позволяя долго сдерживаемым слезам пролиться. Сквозь рыдания и всхлипы мальчишка поведал ей свою историю — заброшенного ребенка, не знающего любви и защиты, вынужденного терпеть постоянные побои и унижения, живущего в голоде и холоде. Никто никогда не жалел его — даже отец, у которого он попросил помощи, просто запер его, предоставив самому себе.
Вейлана, слушая его исповедь, сама едва сдерживала слезы. Потому что это — воспоминание Клария. С ним действительно все это происходило — вот только никто не пришел, чтобы облегчить его боль и пожалеть, и в реальности маленький мальчик со сломанной рукой неизвестно сколько времени провел, запертый в этой комнате, так и не получив помощи. Не это ли заставило его озлобиться? Невыплаканные, слезы застыли на его сердце осколками льда, сделав Клария тем, кто он есть — бессердечным чудовищем.
Но, обнимая этого мальчика, хрупкого, худенького, неумело плачущего, спрятавшегося в ее объятиях от слишком жестокого к нему мира, Вейлана и не вспоминала о том, кто он. Что этого мальчика больше нет, он давно вырос, и сам искалечил и убил множество людей, что теперь его имя вызывает только страх. И девушка ласково гладила мальчика по спутанным волосам и худой спине, шепча слова утешения и бессвязные обещания, что все будет хорошо. И юный Кларий постепенно успокоился, его рыдания стихли, дыхание выровнялось, стало спокойным и глубоким. Мальчик заснул, согревшись в ее объятиях, разомлевший от непривычной ласки и чувства безопасности. Завозился в ее руках, устраиваясь поудобнее, а затем вдруг словно потерял вес и плотность — пока не исчез, растворившись вместе со всей этой неприглядной комнатой.
Вейлана закрыла глаза, а когда открыла — обнаружила себя в экипаже, на разложенном кресле. Повернула голову — и встретила мрачный взгляд Клария. Взрослого.
Но что-то в его привычном взгляде изменилось.