Кларий чувствовал себя почти счастливым, вспоминая раз за разом, как она произносит это. Не чужие больше; и осознание этого пьянит, словно полет без риска упасть. Он даже начал игнорировать чужой голос, столь неуместный в этом экипаже, привыкшем к другим голосам.
Не он один почувствовал облегчение, когда Гвидо, наконец, умолк. Но тишина не радовала, напряженная, как в первые дни пути. Кларий сполна ощутил себя в шкуре своих спутников, когда они с такой же неприязнью воспринимали его самого. Неужели он тоже вел себя столь же напыщенно и глупо? И выглядел в их глазах столь же неуместно, со своими попытками повелевать Вейланой? И не значит ли это, что со временем неприязнь его спутников к Гвидо пройдет, если тот научится себя вести? Думать так отчего-то неприятно. Кларий поймал себя на мысли, что не желает, чтобы рыцарь оказался хорошим человеком. Хотя думать так — подло по отношению к Вейлане.
И мелочно, потому что все, чего жаждет Кларий — это оказаться на месте этого нелепого Сеавендера. Просто потому, что иного способа остаться с Вейланой нет. Вот только и этот способ совершенно невозможен.
Измученный нелепыми мыслями, Кларий решил остановиться на ночлег пораньше. Хотя экипаж вполне мог вместить пятерых пассажиров, ночевать в нем всем вместе не вышло бы, а потому удобнее было разбить лагерь, чем темный рыцарь и обосновал ранний привал. Никто не нашелся, что ему возразить, даже Гвидо, явно настроенный против него. Сеавендер больше не решался прямо указывать Вейлане в попытке избавиться от неудобного спутника, но старался, чтобы его язвительное ворчание доносилось до ушей адресата.
А Кларий старательно игнорировал соперника, хотя стоило ему это немалых сил. Ради Вейланы он был готов на любые подвиги. И отвлекся от зудящего под ухом Гвидо с большим удовольствием, вымещая злость на беспомощных гончих.
Уничтожив колдовских созданий, Кларий с мрачным удовлетворением отметил, как напугала Гвидо эта демонстрация силы. Настолько, что мальчишка перестал язвить и подначивать. Определенно, рыцарю хватило воображения, чтобы представить себя на месте големов.
И, скорее всего, Гвидо догадывался, кого представлял на их месте Кларий.
Вот только надолго его все равно не хватило.
Несмотря на бессонную ночь, спать Кларию не хотелось. Обычно он не нуждался в продолжительном отдыхе, но, пожалуй, никогда прежде не уставал так — не физически, а эмоционально. Чувства переплелись в сердце, отдаваясь напряженной пульсацией в кончики нервов, и даже короткий бой не помог сбросить это напряжение. Поэтому, чтобы не ворочаться без сна в импровизированной своей постели, чтобы не теребить лишний раз сердце болью, глядя на безмятежную Вейлану, Кларий решил прогуляться вокруг стоянки и проветрить голову, уже тяжелую от ненужных мыслей.
Но в одиночестве он оставался недолго.
— А ты и впрямь великий воин, как о тебе и говорят, — голос Гвидо заставил его поморщиться.
Первую свою реакцию — ударить парня — Кларий сумел подавить, но смотрел на рыцаря мрачно исподлобья, всем своим видом демонстрируя, что тому лучше уйти.
— Обо мне много чего говорят, — резко ответил он.
— И едва ли лгут, — кивнул Гвидо. — Удивлен, как Вейлана терпит подле себя такого урода, как ты. Она ведь такая нежная, должно быть, каждый взгляд на тебя ее ранит.
Злость вспыхнула и погасла, сменившись совсем другим чувством.
Вина. Кларию уже доводилось испытывать такое, его до сих пор преследовал образ алой царапины на гладкой белой коже. Он научился испытывать сожаление, признавая себя неправым, но никогда не задумывался о том, каково Вейлане. Невинной юной деве, воплощению доброты и милосердия — каково ей видеть подле себя чудовище, на чьей совести столько смертей, пыток, сломанных жизней? Гвидо заставил его задаться этим вопросом, и ответ Кларию совсем не понравился.
Но ведь она назвала его своим другом.
— Я ей нужен. Смирись, — процедил он.
Гвидо хохотнул:
— Ты ей даром не сдался. Ей нужен исключительно твой меч и твое же умение с ним обращаться. И то лишь до тех пор, пока черный колдун представляет для нее опасность. Как только она избавится от него — ты станешь бесполезен.
— Это не тебе решать.
— Неужели? Она станет моей женой. Вейлана сделает меня королем, и тогда все буду решать я.
Женой. Кларий знал об этом, но услышать такое от кого-то другого — от счастливого соперника — было невыносимо. Гнев заставил его метнуться к Гвидо с занесенной для удара рукой.
Реакция у рыцаря оказалась отменная. Гвидо отпрыгнул в сторону, уходя от удара, и бросил торопливое:
— Вейлана не скажет тебе спасибо, если ты меня тронешь!
Кларий не нашел, что возразить, и это слегка его отрезвило. Вейлана не обрадуется, если обнаружит, что он избил ее последнюю надежду. А учитывая, что вовремя остановиться он просто не сумеет, Кларий легко представил себе всю ту смесь горя и отчаяния, какую испытает белая ведьма над телом своего рыцаря — и опустил руку.
— Не провоцируй меня, — посоветовал сквозь сжатые зубы.
— Она для тебя — нечто большее, чем просто друг, не так ли? — самодовольно усмехнулся Гвидо. — Ты хочешь ее, самую недоступную девушку в мире. Могу представить, как ты злишься на меня, ведь моей она будет, а твоей — никогда!
— Убирайся, иначе я за себя не отвечаю.
— Да что ты сделаешь? Ты не посмеешь причинить мне вред. Я нужен Вейлане, а значит — неприкосновенен.
— Только потому, что тебе повезло родиться в правильной семье, — Кларий едва сдерживал злость.
Но все же сдерживал, потому что не хотел навредить Вейлане.
Гвидо рассмеялся:
— И каково же это — чувствовать себя неудачником из-за собственного происхождения, а?
С ненавистью и отвращением темный рыцарь смотрел на это самодовольное лицо. Не так давно он и сам выглядел столь же самодовольным и самоуверенным, хотя в его случае подобное подкреплялось хотя бы той силой, какой обладал Кларий. Гвидо же не представлял собой ничего, он прикрывался хрупкой девушкой, и от этого становилось противно.
Неужели Вейлана обречена прожить жизнь с этим ничтожеством?
Ничтожеством, чьи руки не обагрены кровью невинных, на чьей совести нет замученных и сломленных. Каким бы ни был Гвидо мужчиной, он оставался человеком, никогда не бывшим в шкуре чудовища. О себе такого Кларий сказать не мог. Какое право он имел считать Гвидо недостаточно благородным и достойным, если даже не знал, что такое благородство? Да и толку злиться, если все предопределено, и выбирать Вейлане не приходится.
— Ты ее недостоин, — промолчать он все же не сумел.
— Не тебе об этом судить, — глумливо ухмыльнулся Гвидо.
— Чего ты добиваешься? Хочешь вывести меня из себя и посмотреть, что будет?
— Нет. Мне просто доставляет огромное удовольствие смотреть, как ты бесишься и ничего не можешь изменить. Ты, такой весь из себя красавчик, любимчик женщин, баловень судьбы — и вдруг вынужден уступить мне ту, на кого первым положил глаз. Да еще и добровольно охраняешь нас на пути, в конце которого она станет моей. Видел бы ты со стороны, насколько жалок!
— Ты весьма переоцениваешь мою лояльность, — прорычал Кларий.
— Так давай, убей меня, если так этого хочешь, — предложил Гвидо все с той же ухмылкой. — И забудь о Вейлане, потому что после такого она тебя никогда не простит.
Взгляд Клария заволокла пелена ярости, его пальцы сомкнулись на шее рыцаря, желание стереть эту ухмылку, это самодовольство с лица соперника перевесило благоразумие. Гвидо захрипел, пытаясь высвободиться, и этот звук привел Клария в чувство.
Его пальцы разжались, и темный рыцарь отступил, тяжело дыша, будто это его только что едва не лишили самой этой возможности. Коротко он велел:
— Уйди. И не попадайся мне на глаза. В следующий раз я не остановлюсь.
Гвидо испугался. Его страх ясно читался во взгляде: определенно, к такому парень оказался не готов. Не сталкиваясь с диким, обезумевшим чудовищем, рыцарь наивно полагал, что Кларий безопасен для него, укрытого за спиной белой ведьмы. И не ожидал, что чудовище может выйти из-под контроля. Осознав же, что действительно перегнул палку, поспешил ретироваться, больше ни слова не говоря.