Впрочем, довольно трудно что-то говорить после того, как тебя едва не придушили.
А Кларий, оставшись в одиночестве, ощутил вместо удовлетворения от внушенного страха — раскаяние. Вейлана узнает и будет недовольна. Он необдуманно рискнул ее будущим. А что, если бы он не сумел остановиться? Нельзя давать волю рукам, даже если этого требует вся его черная суть.
— Зря остановился.
Кларий вздрогнул от неожиданности. Как обычно, Трилл подобрался совершенно бесшумно.
— Не твое дело, — огрызнулся привычно.
— Я бы и сам с удовольствием его прибил, — хмыкнул мальчишка. — Бедная госпожа Вейлана. И за что ей такое?
— А тебе-то он чем не угодил?
— Да не тянет он на рыцаря, — Трилл пожал плечами. — Видал я таких. Если рядом кто сильнее, так все из себя паиньки, глазки невинные, кланяются да угодничают. А как какую власть почуяли — так все должны перед ними спину гнуть. Благородные люди так себя не ведут. Нет в нем аристократического достоинства.
— Во мне тоже нет, — усмехнулся Кларий, пряча печаль.
Он никогда не вел себя паинькой, хотя почти забыл те времена, когда рядом был кто-то сильнее. Уж чему-чему, а прогибаться перед сильными жизнь его так и не научила.
— Есть, — возразил Трилл. — Воспитания, может, и не хватает, но вот с простолюдином тебя не перепутаешь.
— Никогда в жизни не поступал благородно.
— Но ты же отпустил ту девчонку, которую Аризай для тебя приготовил? И спасаешь госпожу Вейлану, хотя тебе ничего с ней не светит. И даже пощадил этого придурка.
— Я едва тебя не убил, — напомнил Кларий.
— И спас, — возразил мальчишка. — Я же знаю, ты нас с Пэном презираешь, и наша неприязнь к тебе была взаимной. И все же ты не убил нас, хотя тебе пообещали госпожу Вейлану взамен на нашу смерть.
— Просто я знал, что Вейлана мне этого не простит.
— Даже если твоей совестью выступает другой человек, это не отменяет того, что совесть у тебя все же есть, — Трилл улыбнулся.
— Ха-ха. Совесть у темного рыцаря, скажешь тоже… Хотя какой из меня рыцарь.
— Уж куда лучше, чем этот Гвидо, — фыркнул Трилл. — Никогда не думал, что скажу такое, но должен признать — ты не такое чудовище, каким я тебя представлял.
— Это не имеет никакого значения. Каким бы я ни был, я все равно не рыцарь.
— Не скажу, что сожалею об этом, — Трилл усмехнулся. — Госпожа Вейлана определенно заслуживает кого-то получше безумного убийцы. Но и этот рыцарь ее недостоин.
— Попридержи язык, Трилл. Никто не давал тебе права обсуждать ее.
— Я вовсе не… — начал было мальчишка и сам себя перебил: — Ты даже внимания не обратил, как я тебя назвал.
— А должен? Ты ведь не солгал.
Трилл смерил его внимательным взглядом и вздохнул:
— В том-то и дело, что нет. Раньше — да. Я помню твой взгляд, когда ты душил меня. Тогда это доставляло тебе удовольствие. Меня ты отпустил только потому, что вмешалась госпожа Вейлана. А сейчас… ты даже разозлился не до такой степени, чтобы добить его. Хотя Гвидо весьма успешно тебя провоцировал.
Кларий помолчал, признавая его правоту. Трилл ошибался, полагая, будто темный рыцарь получал удовольствие от убийств. Для Клария убийство никогда не было чем-то особенным. Но вот мысль о том, что от него зависит, сохранить или отнять чужую жизнь, всегда его завораживала. В такие моменты он ощущал себя важным и значимым — но так было прежде. С тех пор его жизненные ориентиры странным образом поменялись, и распоряжаться чужими жизнями ему больше не хотелось. А хотелось одобрения белой ведьмы, чего больше Кларий от себя скрывать не мог.
Поэтому он и пощадил Гвидо — стоило лишь представить взгляд Вейланы, когда она поймет, что он натворил.
— Мне кажется, для простого гонца ты какой-то слишком умный, Трилл, — нахмурился Кларий, не желая продолжать мучительную тему.
— На войне дети быстро взрослеют, — мальчик отвернулся, обнимая себя за плечи.
— Мне можешь не рассказывать, — согласился темный рыцарь, вспомнив, насколько быстро повзрослел он сам.
Не потому, что вокруг шла война; нет, это он воевал против всего мира. Времени на детство у него просто не нашлось. Он едва ли сумел бы понять Трилла, лишившегося в одночасье семьи и дома, но легко мог представить, каково это — очутиться на улице без помощи и поддержки. И все же Клария не оставляло ощущение, что мальчик рассуждает чересчур уж по-взрослому. Но его подозрения оставались слишком смутными, чтобы высказывать их вслух.
— А еще у тебя изменились глаза, — заявление Трилла прозвучало совершенно неожиданно.
— Что?
— Наверное, потому что в тебе течет колдовская кровь, — пожал плечами мальчик. — У обычных-то людей глаза не меняются.
— Что значит — изменились?
— Они были непроницаемо-черными прежде, — Трилл улыбнулся. — А теперь посветлели. Весьма символично, должен заметить.
— А знаешь, что я хочу заметить? — Кларий сдвинул брови. — Если ты сейчас же не уберешься отсюда, то сильно об этом пожалеешь.
Но вместо того, чтобы испугаться, Трилл негромко рассмеялся. И все-таки ушел, оставляя Клария наедине с его сумбурными мыслями, в которые внес только лишнюю сумятицу своим наблюдением.
Темный рыцарь не страдал самолюбованием. Он знал, что привлекателен, и не искал подтверждения этому в зеркалах. Поэтому и не заметил изменений в своей внешности. Да и не стал бы он выискивать таковые, потому что никогда не слышал о том, что глаза у людей могут менять цвет в зависимости от их сути. Кларий понимал, что изменился. Чудовища, каким он был, каким ему нравилось быть, больше нет, но разве поступки заставили почернеть его глаза? Кларий родился таким. И Трилл нагло лжет своим нелепым утверждением.
Вот только нет у него причин лгать, ведь это так легко проверить. И Кларий с трудом сдержал порыв броситься к зеркалу. Ведь там — Вейлана, а ее видеть сейчас почти невыносимо. На нее больно смотреть, такую счастливую в своих сбывшихся чаяниях. Замечает ли она недостатки своего рыцаря? Или предпочла закрыть на них глаза?
Как бы ни хотел Кларий перестать думать о ней, это выше его сил. Поэтому, увидев на берегу ручья неподвижно сидящую девушку, он глазам своим не поверил. Ведь не так давно он уже находил ее так — прежде чем узнал ее печальную тайну. Тогда она точно так же сидела и грустила в одиночестве. Но сейчас у нее не должно быть поводов для грусти.
— Вейлана, — позвал Кларий негромко.
Девушка обернулась:
— Вам тоже не спится, сэр Кларий?
— Мне казалось, ты уже готова отказаться от этого раздражающего "сэр", — хмыкнул он беззлобно.
— Вполне возможно, — она улыбнулась, но веселья ее улыбке определенно не хватало.
— Что-то случилось? — насторожился Кларий.
— Нет. Просто я… чувствую себя разочарованной. Мне стыдно роптать на судьбу, но сэр Гвидо… боюсь, я не сумею проникнуться к нему достаточными чувствами.
— Ты и не должна, — он присел рядом, почти касаясь плечом ее плеча. — Пусть проведет ритуал — и забудь о нем.
— Боюсь, в этом случае ритуал не сработает, — виновато отвернулась Вейлана.
— Да почему у вас, белых ведьм, все так сложно? — не удержавшись, воскликнул он в сердцах.
— Потому что мы обладаем слишком большой силой, — тихо ответила девушка. — И платим за это высокую цену.
Кларий помолчал немного, думая о том, как это несправедливо, что Вейлане не оставили выбора. Гвидо Сеавендер, являясь рыцарем по крови, не являлся им по духу. В нем не нашлось ни одной черты, что так восхищала белую ведьму в рыцарях, и девушка не могла этого не заметить. Хотя и пыталась.
Но Вейлана никогда не сумеет перешагнуть через себя и почувствовать симпатию к человеку, который этого недостоин. А значит, обречена на гибель.
— Ты говорила, если ведьма не желает обряда, она может впустить в себя дикую магию, — тихо напомнил он.
— И станет черной ведьмой, — возразила она. — Впустить в себя дикую магию означает перестать быть собой. Я ведь говорила об этом. Дикая магия противоестественна и преображает мир вокруг себя в нечто столь же противоестественное.