«Ты будешь помнить себя».
Этого недостаточно, от слова «совсем». Я же не просто пожить в тот мирок отправляюсь.
«Удача. Она будет сопутствовать тебе. О большем не проси, иначе вмешательство станет чрезмерным».
Хоть что-то. Запускай мой «некст левел», проводник душ, забывший представиться.
«Имена бесполезны»…
И правда. Если облажаюсь, обратно не пустят.
Запоздалое понимание: там, в моей прожитой жизни и привычном мире, остался муж. Любимый и единственный, ворчливый, но самый замечательный. Как он без меня справится? Жду ответа-озарения, но впустую. Аудиенция в нигде завершена.
Ощущение стремительного полета.
Стук сердца. Надрывный плач. Мой?..
Май 1999 г, Бэйцзин, КНР.
— Ли Мэйли, бао-бэй[1]! — срывается на вскрик мужской голос, в нем искреннее беспокойство.
— Хайзи[2]! Хайзи! — трагично причитает рядом женщина.
Руки такие большие, лица далеко, не разглядеть. А плачу действительно я. Мое тело. Эти большерукие говорят еще что-то, чего я совершенно не понимаю. «Чви-цви-тьюи», — вот как-то так, только куда многословнее. Китайская грамота…
Стоп. Китайская. Меня отрывают от земли, лицо женщины приближается. От неожиданности ревущее тельце аж затыкается. Черты далеки от привычных славянских. Азиатка, определенно. Конкретнее определить затрудняюсь.
Меня вертят, трогают, гладят. Получается более-менее разглядеть и мужчину: тоже явный азиат. А из того, как плохо я управляюсь с собственным организмом (и из мелких размеров того организма) прихожу к однозначному выводу: меня запихнули в ребенка. Совсем мелкого, но вроде как не новорожденного.
Стартовые условия, конечно, не фонтан, но других не будет. Могло быть и хуже. Наверное.
Тело устало реветь. Меня неудержимо клонит в сон.
Следующие несколько дней я осваиваюсь в неловком туловище с околонулевой координацией. Про моторику вообще молчу. Постепенно привыкаю к «птичьим трелям», учусь их понимать.
Выясняется, что большие человеки — это мои родители, «фуму». Ершистый характер Киры Вороновой, взрослой тетки из России, требует сказать, что ситуация действительно «фу», а «му» — это начало обращения к той сущности из «нигде», с чьей подачи я теперь познаю новый язык в новом (для меня) мире.
Ли Мэйли — это я, малявка. Прочие словечки, услышанные в первые минуты пребывания в теле малявки — это тоже про драгоценное дитятко. Глупое дитя в свой первый день рождения исхитрилось откуда-то (языковые сложности мешают уточнить, откуда именно) свалиться и удариться головой. Летально приложилась головушкой Ли Мэйли, но её «фуму» об этом знать не обязательно.
К врачу туловище не потащили. Наверное, решили, что все обошлось. Хотя я бы на их месте вызвала доктора на дом. Тут дите с закрытой черепно-мозговой, а они только слезы льют и суетно жестикулируют. А, еще бутылочку с теплой водой старательно пихают соской в рот.
Подрасту когда, узнаю, что теплой водой тут лечат все болезни. Давление? Выпей теплой водички. Жар? Теплая водичка, обязательно, и побольше. Головой ушибся? Водичка, обязательно теплая!
Но не буду сильно забегать вперед. Годовалое дитя, в которое меня засунуло нечто с той стороны мироздания, не может знать о таких вещах.
Оно может соску выплевывать и реветь.
Постепенно, день за днем, свыкаюсь с положением.
Ловлю и стараюсь понять каждое слово. Это трудно, как все непривычное. Порой накрывает: Кира Воронова рвется наружу. Ей-мне хочется рвать и метать, материть себя и ту су…щность. Себя — за явный перекос в мышлении, когда болталась где-то там. Да, как всякая особь женского пола я склонна к внезапным и нелогичным решениям, но не совсем же я без башки! А повела себя там, как абсолютно безбашенная.
Хардкор ей подавай, риск и перезагрузку. Расхлебываю теперь этот хардкор…
Еще тянет смеяться, по поводу и без. Это дите какое-то слишком радостное, не помню, чтобы в прошлой жизни такой была. Ей смешно называть мужчину: «баба», что равносильно русскому «папа». Смешно, когда он соглашается на короткое: «ба».
Смешно, что женщина — это «мама», как у нас. Правда, само произношение отличается от привычного. Привыкаю, добровольно зову ее: «ма».
А вчера почти целый день улыбалась и похихикивала, потому что вспомнила, как говорили на моей Земле о любом роде деятельности: «Всегда найдется азиат, который сделает это лучше». Ко всему это утверждение относилось: к науке, игре на музыкальных инструментах, прикладной деятельности.