А чай пить — завтра.
Хм-м…
Ужасно клонит в сон, все же перенапрягла я хилый детский разум с попытками в скоростной перевод.
Но один вопрос не дает мне спокойно вырубиться прямо в теплых и заботливых руках.
Мать моя, китайская женщина, кто ты?
Сейчас кто-то покрутит у виска. Мол: мама, папа — это база.
Или бабамама, как местные говорят.
Даже если они чужие мне-прошлой, у меня-нынешней других ма-ба нет. И не предвидится.
Как можно не знать их имена?
Не надо грязи! Имя отца я знаю. Его называла по имени ма, когда он вернулся домой ближе к ночи. Под градусом. Он тогда бормотал что-то похожее на: «Лайла», — и обнимал дверной косяк.
На самом деле говорил он: «Хуилай», в значении — я вернулся.
Мне это остро напомнило, каким красивым приходил с мероприятий мой драгоценный муж. Распахивал объятья, восклицал только ему понятное: «Лайла!» — и пытался на меня дыхнуть.
Да, были недостатки в нашей с ним совместной жизни. Но будь шанс — я бы всё повторила. От и до.
Отвлеклась. Ба зовут Ли Танзин. Ли — фамилия, Танзин — имя. Самый тихий или очень тихий. Тишайший, я бы так перевела.
Если не считать пьяненьких приходов после последнего рабочего дня, ба и впрямь у нас с ма очень тихий.
С ма всё куда как сложнее.
Она чаще всего — мама Мэйли. Очень редко, для курьера доставки, например, она госпожа Ли. Госпожа — это просто вежливое обращение, не стоит додумывать лишнего.
Имя, мать! Имя!
Да она сама себя называет «мама Мэйли»!
С моей стороны это выглядит так, будто человек сознательно отказывается от имени собственного, чтобы быть приложением к другому — маленькому — человечку. И немножко частью фамилии мужа.
Кто она сама?
Очень хороший вопрос.
Эх… Если бы я умела читать, провела бы операцию «Ы». Ну, вы знаете, чтобы никто не догадался.
Я бы проникла в спальню родителей (это мне не трудно, так как все еще ночую с ними, не отдельно). Нашла бы (после долгих и неустанных часов наблюдений), где они держат документы. Там бы взяла паспорт ма. Готово!
Увы. Пока что этот тернистый путь не для меня. Остается прислушиваться и ждать, пока она (мать моя китайская женщина) не раскроет свою личность.
Я терпеливая. Дождусь.
Или выучу китайский, который письменный.
Даже интересно, что наступит раньше?
День моего первого выхода в свет проходит как-то сумбурно. Завтрак стандартный, мне в нем перепадает клейкая рисовая каша и соевое молоко. У родителей каша выглядит интереснее. Она на курином бульоне, с фасолью, грибами и зеленью.
Счастливые: в моей даже соли и сахара нет.
— Ай-йя. Наша Мэйли ест аккуратнее.
Ма зрит в корень: я отвоевала право есть ложкой в первые же дни осознанного пребывания в данном туловище. Ложка, кстати, забавная, с плоским дном.
Батя (я нашла-таки аналогию к «баба», что не доводит меня до хохотулечек) свою версию каши пролил на стол, уделал край рубашки, забрызгал ма…
Есть прям заметная разница, как ест ба и как употребляет пищу ма. Он противненько чавкает, нередко говорит и жует одновременно, может и иные звуки издавать во время еды… Ма ест аккуратно. Тихо, рот закрыт, палочки держит — залюбуешься.
У нее буду учиться, когда подрасту. Не у бати, это прям сто процентов.
Пока ба бурчит и ходит переодеваться, призвав на помощь ма, тихонько подтягиваю к себе мамину тарелку.
Поесть нормальной человеческой еды! Хоть разочек!
А не эту вот клейкую безвкусную бурду.
— Ли Мэйли! — грозный рев разъяренной тигрицы.
Застукали! Дергаюсь: рефлексы, они такие. Цепляю ручонкой край миски, та переворачивается…
Стул, стена, полкухни в еде. Все, что не заляпал батя, я довела до «ума».
— Хи? — вырывается полувопросом.
— Ай-йя! А-Ли!
Довели мать. Закончились у бедной китайской женщины нормальные выражения, остались только смысловые частицы. И уменьшительно-ласкательные для выражения чувства любви к драгоценной дочурке.
В итоге ма возится с уборкой все утро и большую часть дня. О чае с другими «ма» вспоминает чуть ли не в последнюю минуту. Одевает меня, одевает, пока я не становлюсь похожей на капусту.
В этом двигаться неудобно. Мне дискомфортно, женщина! О каком социальном взаимодействии может идти речь, если у меня на свободе только голова и кисти рук?
Хотя… я могу думать, говорить и даже могла бы печатать, но кто ж меня подпустит к клавиатуре? Что еще нужно писателю?..
О клавиатурах и не только. В нашем не слишком-то шикарном жилище нет компьютера. И ноутбука нет. Из техники сложнее стиральной машины без отжима, маленького ТВ и рисоварки я тут вообще ничего не наблюдаю.