- Нальёте шампанского?
Ян кивает и разливает по бокалам пенящийся искристый напиток.
Чтобы рассеять неловкость - произношу тост:
- Счастливого Рождества! И пусть сбудутся ваши самые заветные мечты.
Ян не отвечает, просто делает пару глотков и ставит бокал.
- А у меня для вас подарок, - говорит он и протягивает мне тот самый пакет, который я заметила ещё в прихожей.
Извлекаю на свёт карандашный набросок, на котором - воздушно-светлая я, и продолговатую коробочку тёмно-синего бархата. Открываю - внутри поблёскивает тонкая серебряная цепочка и голубоватая подвеска в виде капли. Изящно и, наверное, дорого.
- Вам нравится? - интересуется он.
- Очень, - признаюсь честно.
Ян встаёт, обходит меня со спины и аккуратно вытаскивает украшение.
- Вы позволите? - больше для проформы говорит он, потому что, судя по движениям, уже всё решил.
Застёгивает цепочку мне на шее, и там, где пальцы касаются кожи, остаются ожоги. Меня саму охватывает жар и начинает слегка лихорадить.
Шампанское допиваю залпом. Гостиная смазывается. И я понимаю, как сильно, на самом деле устала. Но у меня гость, и мне хочется заботиться о нём.
- У меня есть замечательная рамка для вашего второго подарка, - бегу в свою комнату и возвращаюсь с белой перламутровой рамкой, украшенной ракушками и водорослями.
Вставляю туда рисунок Яна.
Художник улыбается.
- Вот, теперь настоящая русалка.
- И дались вам эти русалки! Они же холодные и рыбой пахнут!
- Иногда хочется прохлады. И некоторые пахнут свежим морским бризом и даже цветами.
Взгляд скользит по мне, раздевая и лаская. Это смущает, будоражит и зажигает кровь. Одновременно хорошо и тревожно.
Ставлю рисунок на каминную полку и возвращаюсь к столу.
Мы кушаем и говорим - о Викторе и Лизе (оказывается, Ян их ещё не поздравил), о творчестве, о перспективах.
С экрана нас один за другим поздравляют политики и артисты.
- Меня тоже звали в эту передачу, но я отказалась.
- Почему?
- Не люблю отмечать праздники заранее, а это - снималось в октябре. А какое в октябре Рождество!
- Вы шутите?
- Так и есть, - нахожу приглашение в шкатулке на тумбочке, протягиваю Яну. - Посмотрите на дату.
- Удивительно ... - комментирует Ян. - Но вы бы хорошо смотрелись там. Смотрите, какие все радостные и нарядные.
- И лживые, - вздыхаю я. - В этом суть высшего общества. Потому-то все и норовят туда попасть: чтобы лгать уже беззастенчиво.
- Зато люди охотно требуют правдивости от других ...
За разговором мы не замечаем, кто появляется на экране, просто вместе оборачиваемся на голос.
Морташ, как всегда, самодовольный и лоснится. Ничто его не берёт. В руках - бокал шампанского, на губах - ехидная улыбка. Словно, он смотрит именно на нас с Яном.
Холодею.
Чувствую, как жжёт руку, в том месте, где Морташ когда-то коснулся губами.
Он поднимает бокал и, будто гипнотизируя меня взглядом, произносит:
- Это был удивительный год. Случилось много ...
Оттаиваю, кидаюсь к телевизору и выдёргиваю шнур из розетки. Сердце колотится. Вот-вот выпрыгнет. Прижимаю руку к груди, пытаюсь восстановить дыхание.
Ян подходит сзади и обнимает за плечи, разворачивает к себе, и я оказываюсь в кольце рук.
- Не думайте о нём сейчас! Не в этот вечер! Не при мне!
Он говорит резко, чеканя фразы. Потом приподнимает моё лицо за подбородок и целует.
Но этот поцелуй - хоть и дерзкий, не похож на наш первый, который я стёрла и пыталась забыть. Этот - правильный, нужный. Я таю, растекаюсь, Яну приходится крепче обнять меня за талию, прижать к себе.
Я хватаю его за плечи, потому что чувствую: ещё немного и улечу. Отвечаю также жадно, как он целует меня. Мы словно двое жаждущих, которые никак не могут напиться.
Он наконец отрывается от моих губ и шепчет на ухо:
- Хочу тебя.
От его слов ведёт, как от шампанского.
Ян без особых усилий подхватывает меня на руки и несёт на диван. Опускает бережно, и теперь поцелуи становятся осторожными и лёгкими. Будто меня спрашивают: можно?
Прикрываю глаза и доверяюсь ему.
Между ласками он шепчет:
- Красивая ... Нежная ... Желанная ...
И я растворяюсь в этих словах. Хочу быть его. Принадлежать безраздельно.
Он вытаскивает шпильки из моей причёски, волосы рассыпаются по диванной подушке. Ян запускает в них пальцы и прячет лицо. Его дыхание обжигает мне шею. Дедушка как-то рассказывал, что у васпов, при выбросе в кровь любого гормона, повышается температура тела. И приравнивается к температуре крупного хищника.
От его близости невыносимо жарко. Одежда липнет к телу.
Пусть он скорее избавит меня. А я - его. Помогаю стащить свитер, потом принимаюсь за пуговицы рубашки ...
Он перехватывает запястья, сжимает их на грани грубости и накрывает мои губы своими. В этот раз поцелуй глубокий и страстный. И по жилам уже струится раскалённый металл. Стекает вниз живота ...
Нас отвлекает звонок в дверь.
Чёрт.
Приходится прервать поцелуй.
Ян в ярости.
- Ты кого-то ждёшь?
- Нет, - мотаю головой.
- Я убью этого мерзавца! Кто бы он ни был! Испортил нам вечер!
Я благодарна за "нам", но допустить убийства в рождественскую ночь не могу. Поэтому прошу Яна попридержать пыл, чмокаю в щёку и бегу к двери.
... Он радостен и улыбается во все зубы.
- Ну, здравствуй, малышка. Я всё-таки вырвался к тебе!
- Дедушка?!
- Да, пташка моя. Твой дедуля приехал. Всё-таки Рождество - семейный праздник. Но что-то ты не рада! Или ... ты не одна?
О, да! Не одна!
И только от одной мысли, что они сейчас встретятся и мир разлетится на осколки, мне плохеет. Видимо, потрясений на сегодняшний день оказывается слишком много, и меня накрывает благодатная тьма.
И уж не знаю, кто из них успевает подхватить меня ...
- 6 -
... Но в чувство приводит точно дедушка - сидит рядом, суёт под нос ватку с нашатырём.
Слышу обрывки фраз.
- ... ты посмел! Марать её своими грязными прикосновениями, тварь! Зарвался! Равным себя почувствовал! Она столько для вас сделала, монстров неблагодарных.
Я смотрю на Яна. Он стоит у двери потерянный и одинокий. Голову опустил, кулаки стиснул.
За что дедушка так с ним?
Злюсь и пытаюсь встать.
- Дедушка! Он мой гость! Я сама его пригласила.
Встаю и подхожу к Яну, хочу обнять, но он шарахается от меня, как от чумной.
- Ваш дедушка прав. Я должен идти.
Холодно и отчуждённо. Словно не было тех сумасшедших поцелуев и тянуче-сладкого "хочу тебя".
Теперь взгляд колючий.
Почему-то чувствую себя предательницей и понимаю: если он уйдёт сейчас - потом не подпустит на пушечный выстрел.
Пусть дедушка от меня отречётся. Оставит без наследства и содержания. Мне всё равно.
Я не могу потерять Яна.
Потому что я ... впервые в жизни ... сейчас я осознаю это чётко ...
- Он не прав! Здесь - мой дом и ты - мой гость. И вообще ... я ... я ... люблю тебя ...
Ян спотыкается, хватается за дверной косяк и замирает.
А у меня за спиной ехидно смеётся дед.
Я зла на них обоих. Разорвала бы в клочья. Треснула лбами. Потому что нет никого дороже и роднее.