Реву, как последняя плакса. И совсем-совсем не знаю, что мне делать.
Ян поворачивается и смотрит с тоской.
Говорит тихо и обречённо:
- Не плачьте. Я не стою ваших слёз. А ваша любовь - слишком дорогой подарок. Я не могу его принять. И мне, правда, лучше уйти.
- Ещё шаг - и я пристрелю тебя, ублюдок.
Кошусь на деда и замечаю у него в руках пистолет с сонными дротиками. Всегда при себе. Работа опасная. Не удивлюсь, если намешал туда такой гадости, что Яна долго корёжить будет.
- Я тебя не прогонял. А ты - ещё и до слёз её довёл. Моя добрая девочка, - он обводит пистолетом комнату, - всё это сделала для тебя. Она тут унижается, в любви тебе признаётся, а ты ...
Ян растерян и напуган. Но скорее не намереньями деда, а его словами. И, кажется, полностью дезориентирован. Ведь раньше дед отругал его за то, что Ян касался меня.
Он не подойдёт.
Поэтому подхожу сама, в этот раз он позволяет коснуться.
Я кладу руки и голову ему на грудь, и Ян говорит совсем тихо:
- Не надо плакать.
Чувствую, как подрагивают пальцы, когда он проводит ладонью мне по спине.
- Так значит, - говорит дедушка. - То есть, он - твой сознательный выбор.
- Да, - отвечаю я, поднимаю лицо и встречаю взгляд Яна, полный благодарности, нежности, отчаяния и ещё не пойми чего.
- А ты, васпа, обещаешь её беречь?
- Да, - отвечает Ян, и обнимает меня уже увереннее и надёжнее.
Так правильно. Не отпускай.
- Умеешь ты делать сюрпризы, Хлоя. Прямо, как твоя мать, которая выскочила за своего эгерца и слушать меня не хотела! А упрямство у тебя его, Миллеровское, будь он проклят и земля ему пухом! - дед кладёт пистолет на стол, откупоривает шампанское, наполняет бокал, пьёт залпом. - И если Марину, твою маму, я ещё мог понять, то тебя - никак! Влюбиться! в васпу! Это всё равно, что полюбить вон его, - кивает на пистолет.
Я чувствую, как напрягается Ян, и прижимаюсь к нему ещё сильнее.
- А ты?! - понимаю, что дед обращается к Яну. - Решил, что теперь всё можно. Равным себя посчитал?
Обнимаю за шею, шепчу:
- Не отвечай.
Он и не собирается. Вместо этого - трогает мои волосы, целует в макушку. Успокаивается.
Мне рядом с ним тепло и правильно.
- Разбаловала вас, насекомых, моя внучка. И знаешь, есть одна беда - я не могу ей возражать. Вениамин, вон, считает, что у вас можно вырастить души. Благодаря его наработкам и появилась "О.С.А.". Васпы научились любить и им есть, что терять. Он умеет убеждать. Я никогда не принимал психологию всерьёз. Не могу апеллировать к исследованиям, результаты которых не увижу даже под микроскопом. Но раз моя девочка выбрала тебя, я поверю этому ненормальному. Но если хоть волосок упадёт с её головы ...
- ... вы сделаете меня пожизненным хомячком в вашей лаборатории! - заканчивает Ян, и меня окатывает волной его негодования. Разделяю целиком и полностью - Ян и сам не допустит. Иначе бы не было так спокойно в его объятиях.
- Ну что ж, на этом пока заключим нейтралитет. А, согласны? Это не самый плохой расклад. Как контролировать васпу, я знаю. А вот то чудо, которое выкопала тебе, пташка, в качестве жениха моя дражайшая сестрёнка, нет. Она намерена познакомить вас в самые ближайшие дни. Только не надо мне такого счастья ... Я собственно и примчался предупредить. И потому, что с кем Рождество встретишь, с тем весь год и проведёшь. А я хочу с тобой, малышка. Ну ... теперь придётся и с тобой, - он салютует бутылкой Яну, - раз уж она выбрала тебя... И ещё, раз уж вы стоите под омелой, целуйтесь уже.
Мы целуемся.
Мир начинает искрить, взрывается фейерверком.
Часы бьют двенадцать.
И, шепча ему в губы его имя, я успеваю загадать желание, самое заветное. И оно сбывается тут же. Ян наклоняется и говорит:
- Я тоже. И очень давно. Наверное, с того дня, как впервые увидел тебя. Ты - моя. И больше не отпущу.
- Берите уже шампанское и айда фейерверки смотреть, - зовёт дед.
И я смеюсь.
Вот уж воистину - счастливое Рождество.
... Дальше застолье продолжается в уже более дружелюбном ключе. Хотя, конечно, Яну не так уютно, как когда мы были вдвоём, он холодён и натянут, но позволяет мне держать себя за руку.
В два пополуночи понимаю, что едва ли стою на ногах. Дедушку целую в щёку, Яна - в губы, и прощаюсь.
Ян начинает собираться тоже.
Дед качает головой:
- Э, нет, зятёк, у нас с тобой ещё долгий разговор впереди. Так что садись пока. А где переночевать - найдём, квартира большая.
Ян печально вздыхает и садится за стол. Дед извлекает из чемодана бутылку "Хеннеси". Да, разговор точно будет серьёзным и мужским.
- Обещайте, что не поубиваете друг друга.
Оба ухмыляются.
- Заботишься, моя умница! - хвалит меня дед.
- Нет, - говорю, - просто утром двадцать шестого будет сложно вывезти два трупа. У всех служб - выходной.
Делаю книксен и ухожу.
Смеются они уже мне вслед.
... Засыпаю, едва голова касается подушки. Снится мама - красивая и молодая, и городской каток с огромной ёлкой посередине. То была сказка.
- 7 -
В гостиную выхожу с опаской - мало ли что всё-таки случилось. И - удивляюсь. Стол чист. Иду на кухню проверить догадку: действительно, еда - в холодильнике. Ну надо же, какие мужчины у меня умнички!
Сердце щемит от нежности.
Едва успеваю привести себя в порядок - раздаётся звонок.
- Готовься, малыш, в три мы с Яном заедем за тобой! - ошарашивает дедушка.
- Постой. Вы с Яном? Где вы вообще?
- Потом, всё потом, малыш. К трём - будь готова. Отправимся к твоей тёте Римме знакомиться с женихом.
- Не собираюсь я не с кем знакомиться. Я хочу быть с Яном.
- Будешь, но потом. А сейчас - поедешь и познакомишься. Всегда сможешь ему сказать, что он тебе не нравится.
- Он мне уже не нравится.
- Я очень на это надеюсь.
Дедушка отключается, а в груди клокочет ярость. С шестнадцати лет доказываю родственникам: свою жизнь я строю сама. Не понимают, и всё ещё продолжают опекать. Ладно, дедушка, нужно отдать ему должное, влияет на мою жизнь в основном финансово, после того, как я поступила на искусствоведа, а не на генетика, как он хотел, наши отношения стали прохладнее. Потом позиции сильно разошлись, когда я пробивала поправку в закон о перемещённых лицах. Но всё это сущие пустяки, по сравнению с разногласиями в жизненных позициях между мной и тётей Риммой. Она считает: я всё ещё выпускница гимназии, и меня нужно направлять на путь истины. И да, ежегодно подыскивать мне женихов, из-за которых потом приходится менять номера телефонов и чуть ли не работу.
Что задумал дедушка?
Почему Ян подыгрывает ему?
Злюсь на них и пылесошу. Домашние дела - лучшая пилюля. Так время пролетает незаметно, но к трём я готова и безупречна. Потому что тётушка Римма устроит мне разнос, если хоть один волосок в причёске будет лежать не так.
Звонок в дверь удивляет - дедушка мог бы и по телефону, я бы спустилась.
Открываю дверь и вижу Яна.
Сердце прыгает, и улыбаюсь я, наверное, глупо.
Но Ян - мрачнее тучи, и скорбь, что окружает его, расползается по моей радости, как чернильная клякса по бумаге.
- Ты слишком хороша, - наконец говорит он. Голос глухой и бесцветный. - Чтобы отказаться от тебя.
- А ты отказываешься?
Комната качается, опираюсь рукой о стену, чтобы не упасть.