Ян подхватывать не спешит, он вообще не переступает порог.
- Я должен, - заученно повторяет Ян. - Полич прав: ничего хорошего из этой связи не выйдет.
Ну вот! Дедушка всё-таки наговорил ему пакостей! Сломал его! Сжимаю в руке клатч и усилием сдерживаю слёзы.
- Но мы же договорили - только если ты хочешь сам. Ты говорил, что хочешь меня. Сегодня уже не так?
- Хлоя, - в моём имени - почти стон, - я так долго мечтал о тебе. Так отчаянно и безнадёжно. И тут ты, рядом, доверчивая, желанная. Конечно, я потерял голову. Но ... я не обрёл её и теперь. И желаю тебя не меньше. Но я должен отказаться от тебя, от твоей любви...
Нет! Не делай этого?! Я не выдержу!
Но он безжалостен.
- Прощай.
Ломаюсь, падаю на колени и плачу навзрыд.
Он разворачивается и уходит, шаги гулким эхом отдаются в пустоте души ...
Пол подо мной проваливается, и я падаю в бездну.
Больно ударяюсь.
И - просыпаюсь.
На полу.
Ничего себе сон!
В сумочке, которую всё ещё стискиваю в руке, трезвонит телефон. Я прилегла на пять минут, в ожидании дедушкиного звонка, и вот - уснула. Прямо в костюме и туфлях. Хорошо, что ничего не измялось.
Достаю телефон.
Дедушка в ярости:
- Ну где ты там! Такси уже пятнадцать минут ждёт! А Римма - собирается подавать в розыск.
Я смеюсь.
Потому что сон.
Хватаю шубу, замыкаю квартиру и бегу к лифту.
Мне так хорошо, потому что он не отказался от меня. Мы будем вместе. Как и обещали друг другу вчера.
... Сажусь в такси, назад, рядом с дедом. Он целует меня в щёку и говорит:
- Крепись, детка.
Дедушка называет водителю адрес, и мы отправляемся в гости к тёте.
И тогда решаюсь спросить:
- Где Ян?
Ведь ещё с утра они были вместе.
- Поехал домой, - спокойно отвечает дед. - Не волнуйся, он обещал тебе позвонить.
Сникаю.
За время нашего с Яном сотрудничества он звонил мне всего два раза. И то - по острой необходимости.
Сон в руку.
- Чего ты ему наговорил?
Дедушка хлопает меня по ладони:
- Просто небольшая проверка. Должен же я знать, на что он готов ради тебя.
- Меня пугают одни только догадки.
- Не гадай, всё узнаешь в своё время.
Смотрю за окно на пляску снежинок. И злюсь на людскую природу: всегда нужны доказательства.
Мне не нужны. Я и знаю и так.
Дедушка наконец выдаёт то, что, по-видимому, мучит со вчерашней ночи:
- Как далеко зашли ваши отношения?
- Тебе отчёт письменно или устно?
- Не дерзи, я серьёзно. И не потому, что контролирую тебя. В двадцать два ты уже можешь спать с кем хочешь.
- И на том спасибо, - злюсь я, - это великодушно с твоей стороны.
- Вся в мать. Отвечай по существу.
- Не дальше поцелуев, а что?
- А сколько вы знакомы?
- Почти полтора года.
- И за это время он ни разу не домогался тебя?
Решаю проигнорировать случай в галерее. В конце концов, я и сама там повела себя не лучшим образом. Поэтому отвечаю уверено:
- Нет.
- И никаких шагов к сближению он не предпринимал?
Начинает подбешивать.
- Вы ведь сами чётко очертили границы вольера, развесили таблички, и прямо сказали: кто есть кто и где его место! А васпы усваивают информацию с первого раза. И если ты собираешься спросить: "Нравилась ли я ему?" - Скажу: "Да". Ты сам всегда говорил, что женщина безошибочно это разглядит.
Дед вздыхает:
- Тогда, возможно, я сделал некоторые выводы слишком поспешно ...
- Мне остаётся надеяться - нефатально.
- Мне тоже, иначе ты ведь возненавидишь меня ...
Но ... дедушка не расстроен, отнюдь. В глазах - пляшут бесенята. Опять что-то задумал! И ловко провёл меня.
А Ян, похоже, с ним заодно. Предатель.
Вечно мужчины пытаются показать: они лучше знают, чего мы, женщины, хотим. И готовят нам сюрпризы... Вот бы всегда хорошие!
- 8 -
... У тёти Риммы многолюдно. Её загородный особняк - своеобразный салон. Тут собирается элита - писатели, артисты, учёные, политики. И просто светские бездельники, яркие, как конфетные фантики и такие же бесполезные.
Тётя Римма - пышная, важная, в бриллиантах - налетает грозовой тучей. Расцеловывает.
- А ты всё худеешь! - она отодвигает меня и рассматривает, как товар в витрине. - Скоро ветром будет сносить. Поди, не читаешь мои электронные письма. Я там столько рецептов сдобы набросала.
Не решаюсь сказать тёте, что её письма тут же удаляет антиспам. Пусть прибывает в счастливом неведении. Она пока теряет интерес ко мне и переключается на деда:
- Южган, подлец, совсем забыл сестру! Скоро сам в своей лаборатории превратишься в хомяка. Подопытного!
Вряд ли она понимает то, о чём говорит, но говорит убедительно.
Прохожу в зал, полный нарядных гостей. Присаживаюсь на край оттоманки. Несмотря на публичную профессию, не люблю большие шумные компании. В них всегда вариант напороться на кого-то неприятного или чуждого тебе.
Тётушка находит меня и хватает за руку.
- Ты что пришла в институтку играть?! Нет, моя милая, я не позволю тебе отсиживаться за фикусом, когда Стефан Добрович уже здесь и, к тому же, звезда моего салона.
Фамилия кажется мне знакомой. Наверняка, мы встречались в высоких кабинетах госдумы. И когда человек, на которого указывает тётушка, невзначай оборачивается в нашу сторону, меня прошибает холодный пот.
Вспоминаю, где его видела и наш последний разговор. Комитет по межнациональным отношениям и реализации миграционной политики, зампредседателя. Как я могла забыть!
Хотя психологи дают этому вполне конкретное определение - защитный механизм. Сознание словно закрывает то, что хочется поскорее вычеркнуть из памяти.
Вначале пан Добрович вёл себя корректно, просто само очарование. Целовал ручки, угощал кофе. Умный, интеллигентный, а если добавить к этому ещё и внешность, скорее киноактёра, чем политика, - немудрено, что у меня закружилась голова. Да, я заинтересовалась, но не влюбилась. Но он, видимо, истолковал моё внимание к своей персоне с выгодной себе стороны. И в очередной мой визит он распустил руки. Ко мне прежде не прикасался ни один мужчина, а тут ... В общем, гадливость, гнев, ярость почти лишили меня рассудка, и я ударила его. Коленкой туда ... И выскочила вон. Никогда прежде никого не била. Считаю это низким и неприличным для женщины. Неприятно. А через два дня случился тот инцидент с Яном в галерее. И у меня случился первый в жизни нервный срыв. Ведь Ян уже тогда был дорог мне, как друг.
Если бы не вмешался дедушка, возможно, законопроект бы и не прошёл. Но, отпаивая меня успокоительными, он каким-то чудом и погасил грязные слухи, которые Добрович распустил обо мне, и добился, что меня принял сам председатель комитета, а не зам. Так что, васпы многим обязаны нелюбимому ими Поличу.
Как тётю угораздило притащить эту мразь?! И почему дедушка мне ничего не сказал?! Ведь приехал же предупредить! ...
Тётушка не даёт мне убежать. Подводит к претенденту, знакомит.
- А вы всё хорошеете, панна Миллер.
- Вашими молитвами, пан Добрович.
Фальшиво улыбаюсь и подаю руку.
Он целует кончики моих пальцев.
Меня прошивает отвращение.
И, кажется, дорогая красивая оболочка слетает с Добровича, и я вижу грязное страшилище, самое мерзкое из всех, что когда-либо порождала тьма.