Отмерял площадку Николай: шаг у него самый широкий. Дальше начиналось главное. Деревянной лопаточкой старый муравейник аккуратно делился пополам сверху вниз. Муравьиная куча, конечно, разваливалась, но Пал Палыч говорил, что бояться этого не следует. Одну половину муравейника Наташа прямо руками в перчатках сгребала в мешок, и всей гурьбой мы шли к новому месту. Вася спокойно высыпал копошащуюся массу на подсахаренную площадку, а Наташа оправляла бесформенную кучу и посыпала её сверху сахарным песком. Остальное доделывали сами муравьи.
Жучка внимательно и неотступно наблюдала за нашей работой,, не подозревая, наверное, что именно она и является истинной виновницей всего того, над чем мы с таким прилежанием потели.
Приводила нас Жучка и к птичьим гнёздам, и к барсучьим норам, а один раз пригнала на хутор маленькую косулю. Красивая эта козочка с большими, чутко насторожёнными ушами кинулась к Пал Палычу— первому человеку, которого она заметила на улице.
Пал Палыч нахмурился, показывая, что он недоволен поведением Жучки. А та смущённо виляла хвостом и явно не понимала, в чем её вина.
Через некоторое время на хутор примчался на бедарке Александр Васильевич Зеленцов. От него мы узнали, что Жучка не только не виновата, но заслуживает двойного поощрения. Какие‑то собаки действительно напали в лесу на косулю и чуть не загнали насмерть. Жучка отбила её и под своей охраной пригнала к людям на хутор.
Косулю благополучно водворили в лесные владения, а перед Жучкой Пал Палыч извинился, ласково потрепав её по загривку.
Оканчивая школу, мы уже умели водить трактор, летом жили ученической бригадой в полевых вагончиках и помогали колхозу косить сено и убирать хлеб.
В то лето на сенокосе я работал в звене с Васей и Колей. Было нам уже лет по семнадцать. У Николая жиденькие усики пробивались.
Мы с Николаем уверенно вели колёсный «Беларусь» с косилкой-трехбруской на крюке, которой управлял Василий. Как обычно, ему доставалось Самое трудное дело.
На конце загонки мы и заметили Пал Палыча с Жучкой. Шли они спокойно, не спеша, по кромке скошенного поля. Жучка поминутно останавливалась, все к чему‑то принюхивалась. Вдруг она метнулась в траву, а потом кинулась нам навстречу, непрестанно лая и крутясь у самых колёс трактора. Подбежал и Пал Палыч. Мы остановились.
— Придётся прерваться на минуту: Жучка!
Вчетвером мы пошли вслед за собакой. Метрах в пятидесяти от того места, где мы остановились, тесно прижавшись к земле, тревожно поблёскивала чёрным глазком буроватая, с полосато–пятнистой спинкой курочка. К самой грудке её поднималось светлое желтоватое подбрюшье.
— Перепёлка, —сказал Пал Палыч шёпотом. — И видит она, и слышит, и никакая сила её с места не стронет, раз она яйца насиживать начала. Погибнет, а гнёзда не оставит. Не побеспокойся Жучка о её безопасности — как раз под резину вашего колёсника угодила бы.
Мы тихонько отошли от гнёзда.
Пал Палыч, как обычно, ласково потрепал собаку по чёрному кудлатому загривку. Жучка завиляла хвостом, заулыбалась.
За два заезда нам удалось обойти гнездо. На поле остался вытянутый ромбом довольно большой кусок нескошенной зелени.
Бригадиром на сенокосе был у нас дядя Толя — смуглый, черноусый, цыганского вида колхозник. Был он человек строгий, вспыльчивый, поблажек никому не давал, и мы его слегка побаивались.
— Будет нам от дяди Толи, вот увидите, — не без основания тревожился Николай. — Не потерпит он этакую заплатку на своих угодьях. Вручную заставит косить.
И дядя Толя в самом деле, когда вечером принимал работу, густо покраснел и опросил сердито, в повышенном тоне:
— А это что за безобразие?! Косилкой в поле не попали? Косари, называется!
— Это мы, дядя Толя… — не особенно храбро объяснил Вася. — Там гнездо. Перепёлка на яйцах сидит. Это мы для неё… Мы столько сена в лесной полосе накосим.
— А–а-а! — сразу потеплел дядя Толя. — Тогда правильно. Перепёлке тоже жить надо.
Вместе с Пал Палычем и Жучкой мы наведались к перепёлке недели через две. Гнездо — ямка в земле, устланная травинками, соломкой и пёрышками, — было пустым. Только скорлупки с тёмными пестринками говорили о том, что все кончилось благополучно. Где‑то в безопасном месте нашд перепёлка пасла свой выводок.
Жучка, подняв морду, поглядывала на Пал Палыча, виляла хвостом и улыбалась.
ВОЗДУШНЫЕ ПИРАТЫ
Почему‑то укоренился предрассудок, что пчеловодство — это удел стариков: книги населены старыми пасечниками, на картинках около ульев всегда седобородые старцы в соломенных брылях. Кажется, один только донской писатель Владимир Фоменко нарушил эту вздорную традицию и создал обаятельный образ молодого, весёлого, очень дельного пасечника.