Выбрать главу

Безупречными пропорциями тела он был обязан упражнениям на стадионе, начавшимся с раннего детства — они формировали его, возводили, как гениальный мастер возводит дворец. Он сам стал собственным ваятелем. Но его голова и черты лица были столь же совершенны. В них отражалась не только сила, но ум и дух. Большие ясные черные глаза, глаза мечтателя, вводили противника в заблуждение, пока гордые очертания губ и подбородка или попросту смертельный удар меча не приводили его к верным выводам. Уже пять или шесть лет в Саардсинмее говорили: «Яркий, как солнце, и прекрасный, как Лидиец».

Саардсинские профессиональные бойцы приходили в эти залы детьми и, вне зависимости от расы и заслуг, даже став богатыми и уважаемыми, даже выиграв множество состязаний или проиграв их, оставались рабами. Только смерть могла освободить от подданства Дайгота. Но с другой стороны, рабство здесь было совсем не то, что в других местах.

Вот и Регер эм Ли-Дис, стоящий в этот миг перед гладью зеркала, в которой некогда отражалась элисаарская знать, не походил на раба. Он выглядел как король.

Протянув руку, Лидиец быстро коснулся стекла:

— Оставайся, пока я не вернусь.

Давно известно, что людей, владеющих лучшими местами на стадионе, почти никогда не бывает на состязаниях.

Катемвала посетило предчувствие. Если, конечно, это можно было так назвать.

Покинув свой очаровательный дом на улице Драгоценных Камней, он раздвинул занавески носилок, разглядывая закатную улицу. Двери всех лавок до самого общественного фонтана были заперты и заколочены. Уже сейчас фонтан окружали ряды военной стражи. Затем глаза Катемвала уловили что-то странное — какое-то холодное ослепительное пятно среди теплого света и теней.

Катемвал резко повернул голову — женщина в белой накидке мелькнула напротив у стены сада. Белый цвет в Новом Элисааре считался немодным из-за своего расового значения. Но Катемвал успел понять, что под белой накидкой женщины скрываются очень светлые волосы.

Они проследовали мимо. Катемвал уже готов был остановить носилки, но заурядное чувство брезгливости помешало ему, и он опустил занавески.

У нее молодое лицо, значит, волосы белы от рождения, как и кожа. Он был уверен в этом. Ни возраст, ни белила или притирания не дадут столь светлого оттенка. Такая бледность присуща только чистокровным жителям Равнин, лежащих на юге Виса, степному народу, который будоражит мир. Он слышал рассказы о таких обесцвеченных созданиях, называемых эманакир , то есть принадлежащие Анакир — детях Змеиной богини.

Неожиданно он снова отдернул занавески и выглянул. Но они уже свернули за угол, к фонтану, и та часть улицы исчезла из виду.

Была в этом происшествии какая-то мелочь, расстроившая Катемвала. На западе существует обычай изображать смерть как худую бесцветную ледяную женщину с когтями…

Смерть всегда бодрствует. Она неотвратима. Но что с того? Пока живешь, значение имеют лишь дары жизни. Смерть — это конец. Не меньше, но и ничуть не больше.

Он наблюдал за боями и состязаниями Регера, если позволяли торговые дела. В последние годы, редко путешествуя, Катемвал регулярно посещал стадион.

Он видел, как Регер сражается, участвует в скачках, борется и побеждает. Слава, как и золото, доставалась ему полной мерой. Но смерть тоже всегда стояла рядом с ним, и лишь дурак не знал об этом. Зачем же беспокоиться?

В восемнадцать Регер поскользнулся на влажном от крови песке. Меч кандийского юноши, с которым он сражался, рассек воздух с ужасным блеском, вонзившись в грудь Регера сразу под плечом. Тогда конец был близок. Катемвал помнил, как толпа, которая уже преклонялась перед Лидийцем и сливалась с ним воедино, пока он сражался, застонала, замирая в предсмертном ужасе. Но Регер, запятнанный своей же кровью, собрался и, когда противник снова приблизился, вернул удар, попавший кандийцу прямо в сердце. Годом позже с выигрышей по ставкам, по саардсинмейскому обычаю желая таким образом выразить свою любовь к этому бойцу, Катемвал купил себе дом на улице Драгоценных Камней.

Людей со светлой кожей на стадионе тоже хватало. Возможно, они прибыли в Элисаар, чтобы посмотреть кулачные бои, сражения на мечах или гонки колесниц. И конечно же, чтобы полюбоваться на Лидийца, которого Катемвал спас от грязи и нищеты в далекой Иске.

Стоило ли ему тогда, в самом начале, пытаясь определить судьбу мальчика, говорить: «Расти для славных дней и чистой прекрасной смерти»?

«Перестань думать об этом», — суеверно упрекнул себя Катемвал, пока носилки протискивались сквозь толпу, ломящуюся в ворота стадиона. Сгущались лихорадочные сумерки. Тут и там бывшего охотника за рабами приветствовали дружелюбные возгласы: «Вот едет отец Лидийца!» Старая и не обидная шутка. Отец дарует жизнь.

Пока носилки двигались сквозь ворота, Катемвал от чистого сердца произнес обещание Дайготу:

— Двадцать белых голубей и двухгодовалый бычок. И самое превосходное вино, чтобы залить зажженное приношение. Если он выживет… — он кивнул и добавил, как водилось у жителей метрополии: — И победит.

В этом году в Огненных скачках участвовало десять желающих. Хотя правила допускали тринадцать участников, зачастую только семь или восемь человек решались испытать судьбу. Приз был определен в давние времена — двадцать слитков золота. Но больше, чем золото, притягивала слава.

В течение трех долгих сезонов отборные рабы тренировались под покровительством и при денежной поддержке процветающих городов Нового Элисаара — или иных мест. В состязаниях принимали участие и свободные люди, которые не чувствовали никакой неловкости от соседства с подобными рабами — полукровки, Висы, желтоволосые люди с Континента-Побратима. Эффектные кармианцы, как с темными, так и со светлыми волосами; хитрые заравийцы, чьи очаровательные колесницы спускали с кораблей, словно куртизанок, убранных цветами; суровые оммосцы; горделивые дорфарианцы — их колесницы были украшены черными эмблемами грозы и змеями в золотой чешуе. Приезжали претенденты и из Вардийского Закориса, хотя вардийские завоеватели на подобных состязаниях, как и на войне, придерживались своих обычаев. Шансарские завоеватели, колесничие кораблей, прибывали из Ша’лиса по суше, на своих знаменитых лошадях, чтобы проиграть и завидовать, хотя за многодневный переезд могли бы в совершенстве научиться править хиддраксами — животными, которых на Висе запрягали в колесницы и использовали для скачек со времен Верховного короля Рарнаммона.