— Нестор, — жалобно простонал Вова.
Тёплый язык коснулся руки мальчика, и через секунду над кроватью появилась морда овчарки. Вова задохнулся от радостного трепета и потянулся к собаке. Теперь, когда рядом верный друг, он в безопасности. Нестор, стражник дома, прогонит любую нечисть.
Но откуда взялась тревога?
Пугала тишина. Она была лишена того невидимого, наполненного далёкими шорохами и отголосками содержания, которое, как правило, таится под её покровом. Лишена самой жизни, самого человеческого присутствия, словно явилась из загробного мира.
Мальчик слез с кровати, подошёл к настенным часам. Они молчали. Всегда бойкая секундная стрелка не отбивала такт, а две другие стрелки застыли, показывая половину третьего ночи. Вова всматривался в циферблат, сосредоточившись на мыслях.
Задумчивость разогнал пёс. Он встал лапами на подоконник и, глядя на улицу, зарычал. Вова двинулся к Нестору, но остановился, схваченный беспокойным предчувствием.
— Что там?
Нестор рычал и сердито вилял хвостом. Когда мальчик приблизился к оконному стеклу, перед ним предстали тёмные, с потухшими окнами дома, потухшие фонари, безлюдные улицы — тишина завладела городом. Пропали машины и дворняги, пропали звёзды и луна. Над всем нависал угольно-чёрный купол неба.
— Ничего же нет, спокойно везде.
Пёс не согласился. Он продолжал злиться на что-то, ведомое одному лишь его собачьему взору.
— Я иду спать, а ты, если хочешь, можешь оставаться.
Нестор гавкнул на мальчика, да с такой агрессией, что Вова от неожиданности выкрикнул:
— Ну ничего же нет, нет. Посмотри внимательней.
И сам невольно захлопал глазами — неужто какой-то белый очерк промелькнул за угол?
— Ты видел? Видел? Что это было?
Пёс заскулил по-щенячьи, заскрёб когтями по подоконнику.
Вова отогнал от себя всевозможные догадки, самые нереальные и фантастичные, хотя и осталось у него скользкое сомнение — ну наверняка там, на улице, творятся некие события, и Нестор чует это. Казалось, окно разделяло мальчика и тишину, и лопни стекло, тишина бы заползла в комнату, невидимой силой отняла бы волю, сковала бы тело, и квартира, как и дом, и весь город, погрузилась бы навеки в безмолвие.
— Хватит! Идём спать, я приказываю! — он хотел ещё каким-то грубым выкриком дополнить свою обиду на Нестора, но надул губы и отвернулся. Протопал в другой конец комнаты, минуту смотрел на аппликацию, вспоминая родителей, и сказал громко, обращаясь к кому-то на улице:
— Я ложусь спать.
Завалился в постель и укутался в одеяло. Лежал, крепко зажмурившись, считал до ста, пока вдруг не провалился куда-то и не очутился посреди поля ярких маков. Оглядевшись, начал путь к горизонту, в сторону таинственных клубов пара, вздымавшихся до самых облаков. Он протаптывал тропинку среди цветов, и чем ближе становилась стена пара, тем усерднее дождём падали хлопья пепла — белого, холодного, как будто и не пепел то был, а валил странный сухой снег. Уже начали доноситься шипение и свист, когда клубы разверзлись, и из бездны восстала исполинская фигура человека в белом саване, закрывая тенью распростёртое от края до края алое поле. И дрогнула на лице исполина усмешка, и налетел ураган, выдирая с корнями маки, и кружа их вперемешку с пеплом в одном гигантском вихре.
Вова подорвался, точно ужаленный. Дыхание срывалось. В ушах гудело. Простынь и подушка — влажные от пота. И мигом тревожная мысль: где Нестор?
Вова заглянул под кровать, обежал глазами углы комнаты — никого. Успокоить бы себя… Спустил ноги на пол, проверил на тумбочке аппликацию — на месте, уже хорошо. Прошёл в коридор. Пёс скалился на запертую входную дверь.
— Никто к нам не войдёт, пусть даже не пробуют. — Мальчик обнял Нестора за шею, ощутил тепло живой плоти, такое подлинное, такое по-настоящему необходимое. От нахлынувших переживаний у Вовы тяжестью налились мышцы, и засосало под ложечкой, и он повторил:
— Никто никогда не войдёт, — и тут же осёкся и шепнул Нестору. — Там правда кто-то есть?
Пёс кивнул, и Вова, прильнув к двери, сквозь муть глазка различил на площадке то ли движение, то ли отблеск. Проверил замки и спокойно выдохнул — может, и правда не войдут.
Пёс гавкнул в сторону комнаты.
— Есть ещё окно! — перепугался мальчик.
Затихшие улицы тонули в ночи настолько тёмной, что она своей насыщенной чернотой резала взгляд. Чёрное небо и чёрный город сливались где-то на горизонте, хотя никакого горизонта не было и в помине. И сомневаться теперь не приходилось — вдоль стены дома плыл белый образ, размерами и очертаниями напоминавший силуэт человека. Откуда-то, не то из-за фонарного столба, не то из какой-то щели вынырнул другой такой же образ. А погодя появился и третий.