В столовую быстро вошёл главврач, благоухая дорогим одеколоном, однако у того не было никаких шансов, по сравнению с запахом разложения. Константин Васильевич аккуратно поднял голову рыдающего Мовсесяна со стола: "Что с тобой, Харончик? Перетрудился? Почему не переоделся? В таком виде в столовую нельзя".
"Нет любви блядь, Константин Васильевич, вообще нихуя нет, только подлое наебалово" - сквозь душащие его спазмы вещал Харон Абрамович, поливая горючими слезами белоснежный, тщательно выглаженный халат главврача.
"Похоже на нервный срыв, плюс алкоголь... так, есть у кого валиум с собой, пары таблеток хватит".
Пожилая врачиха с решительным лицом протянула главврачу блистер.
"Харончик, открой рот, теперь глотай, дайте кто-нибудь водички".
"Так" - Константин Васильевич обернулся к двум охранникам, стоящим у двери по стойке смирно: "Как говорил Жванецкий: "Ещё один сгорел на работе". Оттащите его в свободную скорую и отвезите домой. Харончик, слышишь меня? Завтра у тебя выходной, я подпишу, отлежись".
Мовсесян невразумительно мотнул головой, а охранники, взяв его под руки и зажимая носы, потащили на выход.
Скорая с трудом припарковалась у реновационной многоэтажной башни. Дворик был малюсенький, а этажей много, так что автомобили жильцов практически стояли друг на друге, зачастую перекрывая проезд. Водитель кое-как вкорячил санитарный "Спринтер" поперёк дороги, а охранники, распахнув задние двери, поволокли обмякшее тело к подъезду. Тело пока кое-как перебирало ногами, а морозный воздух его даже немного взбодрил.
Глава 17. Общение с супругой
Поднявшись в лифте на нужный этаж, они позвонили в дверь. Та через минуту распахнулась и перед компанией предстала здоровенная бабища с сигаретой, торчащей из угла рта. Вдохнув хорошо знакомые миазмы, щедро исходящие от её супруга, она накинулась сразу на всех троих.
"Что случилось, блядь? Почему он весь в кишках, и нахуя вы его сюда притащили, уроды, а? Я вас спрашиваю! У меня, блядь, вся квартира нахуй провоняла его покойниками. Если он так увлечён работой, пусть и ночует в своём морге рядом с ними, тут и так дышать нечем".
" У вашего мужа нервный срыв, главврач распорядился домой доставить" - охранники с трудом протиснулись мимо крупной дамы и посадили Харона Абрамовича, находящегося в прострации, на стул в прихожей.
"Домой, значит, доставить" - Лилит Рубиковна медленно заводилась: " А почему ко мне, а не к себе домой? Нахуй мне здесь нужен этот вонючий ебанат? Чо мне, в противогазе спать?"
"Звоните главврачу" - ответили охранники и быстро ретировались, лезть в семейные разборки, тем паче когда жена статью и внешним видом напоминает Майка Тайсона в лучшие годы, им совершенно не хотелось.
Мовсесян сидел на стуле и что-то бормотал себе под нос. Лилит Рубиковна прислушалась, заодно обнаружив, что от супруга сильно несёт водярой, как от последнего алкаша у магазина.
"Какой такой любви тебе не хватает, блядина пьяная, а? У тебя и хуй-то стоит лишь по великим государственным праздникам, ты видел календарь?"
Супруга опять наклонилась поближе, дабы лучше разобрать бормотание мужа.
"Ах, тебе пидорасу нужно совершенное тело? Да нивапрос!" - широко размахнувшись, она нанесла господину паталогоанатому мощный удар в ухо, отчего тот слетел со стула и головой вышиб дверь в совмещённый санузел. От столь сильного свинга, вонючие ошмётки, украшающие салатовый костюм работника морга, разлетелись в разные стороны, украсив двери, стены и обои новой квартиры. Лилит Рубиковна с остервенением принялась пинать бесчуственное тело супруга, однако вскоре успокоилась, обнаружив, что тот вырубился и ничего не чувствует.
Тогда она уселась на стул в прихожей и тоже громко зарыдала: "Блядь, ну вот за что мне всё это? Сначала казался таким милым юношей, образованным, медиком, да ещё и с хорошей зарплатой, и член постоянно стоял! Кто ж знал, что у него крыша съедет? Хотя такая работа похоже, сему лишь способствовала". Она вытерла слёзы свисавшим с вешалки шарфом.
"Всё, нахуй, надо съёбывать отсюда, пока я сама не спятила, ещё одну ночь прожить в этой вони с полнейшим ебанько уже выше моих сил, поеду к маме" - с этими словами Лилит Рубиковна начала собираться.
Харон Абрамович проснулся утром, открыл левый глаз и лишь затем правый. Правый почему то открылся значительно тяжелее, да ещё и обеспечивал меньший угол обзора. Болело всё тело: спина, голова и мучительно ныла правая скула. Он опёрся на руки и обнаружил, что лежит между ванной и унитазом, прямо на полу, покрытом игривой розовой плиткой с рисунками зайчиков.