Валентин Катаев
БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ
Валентин Катаев
БЕЛЕЕТ ПАРУС ОДИНОКИЙ
Одесса, «Маяк», 1980 г.
Серия: «Морская библиотека», кн. 19
Тираж: 150 000 экз.
Обложка: твердая
Формат: 84х108/32 (130х200мм)
Страниц: 280
Предисловие: М. М. Кузнецов
Художник: Г. В. Гармидер
Редакционная коллегия:
Г.А. Вязовский, И.П. Гайдаенко,
М.А. Левченко, И.И. Рядченко
ЧУДЕСНЫЙ ПАРУСНИК
Очерк
...Случилось это в 1936 году. В семью известнейших героев советской литературы нежданно заявились двое мальчишек. Дочерна загорелых, с облупленными носиками, говорящих на забавном черноморском жаргоне. «Мы к вам», — решительно сказали они.
Смешно подумать: «к вам»!.. Для этого надо было сдать труднейший экзамен, где «спрашивали» строго, по-горьковски. Но мальчишки с Отрады выдержали без переэкзаменовок.
К эскадре молодой советской литературы, где были линкоры — эпопеи, крейсера — поэмы и романы, драмы и трагедии, эсминцы — очерки, — к этой эскадре подстроился легкий грациозный парусник. И его приняли как равного... Словом, если отбросить затянувшуюся метафору, речь идет о повести «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева.
Веселая и поэтичнейшая книга для всех — от старого до малого. Не стареющая и не тускнеющая от времени. Та, о которой не только поминают в праздничных перечислениях, но которую и поныне берут с библиотечных полок все новые и новые читатели.
Детство — страна поэзии. У Катаева в этой стране веют алые флаги Революции — средоточия самого прекрасного и самого справедливого. Романтика Революции двигает сюжетом, ее свет озаряет все действие. Революция — мера каждого характера повести. Силуэт легендарного броненосца «Потемкин» маячит на блистающем горизонте этой страны пленительного детства.
Сплав мальчишеского восприятия мира с суровой правдой революции отлился у Катаева в поразительную по своей точности и прозрачности художественную форму. Ту, что кажется нам, читателям, единственно возможной для этого произведения. И первый закон художественности, о котором писал еще Чернышевский — единство произведения, — соблюден здесь автором неукоснительно, более того — исполнен блистательно. Об этой повести хочется сказать пусть и несколько старомодно, зато очень верно по существу: она обладает чистотой художественных линий.
...Вот мы только-только познакомились с маленьким мальчиком Петей в коротеньких штанишках, фильдекосовых чулках, матроске, круглой большой соломенной шляпе на резинке. Узнали, что он возвращается с дачи в город — конец лета, уже скоро в приготовительный класс гимназии. И сразу же возникла какая-то первозданная яркость красок окружающего мира. Мальчик идет к морю. Обрыв: «Серебряные кусты дикой маслины, окруженные кипящим воздухом, дрожали над пропастью». Одна эта фраза создает такое слепяще-красочное полотно, что вспоминаешь и Куинджи, и Сарьяна... Мальчик смотрит на море и следом за ним — мы:
«Сколько бы ни смотреть на море — оно никогда не надоест. Оно всегда разное, новое, невиданное.
Оно меняется на глазах каждый час.
То оно тихое, светло-голубое, в нескольких местах покрытое почти белыми дорожками штиля. То оно ярко-синее, пламенное, сверкающее. То оно играет барашками. То под свежим ветром становится вдруг темно-индиговым, шерстяным, точно его гладят против ворса.
То налетает буря, и оно грозно преображается. Штормовой ветер гонит крупную зыбь. По грифельному небу летают с криками чайки. Взбаламученные волны волокут и швыряют вдоль берега глянцевитое тело дохлого дельфина. Резкая зелень горизонта стоит зубчатой стеной над бурыми облаками шторма. Малахитовые доски прибоя, размашисто исписанные беглыми зигзагами пены, с пушечным громом разбиваются о берег. Эхо звенит бронзой в оглушенном воздухе».
Тут ведь что ни фраза, что ни сравнение — открытие. Как зримы эти «белые дорожки штиля»! Мы сразу же вспоминаем светло-светло-голубое, ровненькое море и в то же время, при всей его зеркальности — до поразительности пестрое, испещренное этими загадочными штилевыми знаками... Или — великолепное описание шторма: сразу видишь «малахитовые доски прибоя» и на них не белые (что было бы слишком просто), а именно «беглые», то есть мгновенно возникающие и столь же мгновенно исчезающие — зигзаги пены! И точнейшая звукозапись — пушечные удары волн и звенящая бронза эха... Случилось чудо искусства: мы уже стоим на берегу, видим море и дышим соленым, пахнущим взрезанным арбузом воздухом.