– Оставьте его, – подала голос Джерма, до этого хранившая упорное молчание. – Все будет в порядке. Я лично все проконтролирую.
– Ты всегда была умной девочкой, дорогая, – оторвавшись от тарелки с бараньей ножкой, Корнелий похлопал сидящую рядом дочку по колену и улыбнулся. – Ну а ты, Джаред, больше столько не пей. Я не поддерживаю то, что ты сегодня сказал, но это ведь твое мнение, да? А мы за это не наказываем. Мы же не какие-то там замшелые Бракены. Верно?
Одарив отца красноречивым взглядом, выражающим откровенное презрение, Джерманотта решила провести остаток наскучившего вечера в полнейшем молчании, изредка прерываемым навязчивыми балагурами. Гости начали разбредаться по заранее подготовленным комнатам около полуночи. Пару изрядно напившихся солдат предпочли остаться на свежем воздухе и плюхнулись на стол, захрапев. Отдав последние распоряжения, леди Талли лично проводила членов семьи в их покои и пообещала навестить их перед отходом ко сну. Свое слово она одержала гораздо охотнее, чем вельможи Мутона или добрая половина Беленора. Оттого и удивилась, когда отворила одну из дверей без стука и застала двоих братьев в слегка растерянном виде. Эдвард резко дернулся, чуть не выронив мокрую тряпку из дрожащих тонких пальцев.
– Предупреждать надо! – рявкнул Освальд, прижимая ладонь к правому глазу. Прикусив губу в явном раздражении, Джерма шагнула в плохо освещённое пространство и, схватив бастарда за руку, сразу же вынудила его показать алеющую гематому, покрывшую весь участок кожи. – Чего ты хочешь?
– Это Джаред, – не вопрос, констатация факта, заставившая сына Корнелия поежиться и вжаться куда-то в собственное неказистое тело. – Мой супруг этого так не оставит. Он недоволен его поведением. Я завтра же поговорю с ним и попрошу высказать все, что у него на уме.
– Смирись, Джерма, – перебил Эдвард, возвращаясь к прерванному занятию. – Не думаю, что твоего влияния хватит на то, чтобы прекратить эти издевательства. Длящиеся уже четыре года. Да, сестра, я не писал писем – не было времени. – претенциозно заявил Эд, наклоняя голову, отчего острые точене скулы стали еще более ярко выраженными и почему-то угрожающими. – Ничего уже не исправить.
– Я могу прожить сотни лет или всего один год. Память обо мне будет жить долго, но стоит кому-либо обо мне забыть, и я перестану существовать. Что я?
– Семья, – через полсекунды нашелся Эд, придерживающий младшего брата за затылок. – Но Джаред – тоже наша семья. Разве не так?
– Конечно. Но достоин ли он ее? – вопросительно изогнув брови, Джерма приобняла вечно грустного Освальда за плечи и запустила руку в его смоляные волосы, наводя легкий беспорядок. – Он не смеет вас обижать. Обещаю, рано или поздно он ответит за свои поступки. Как и отец. А пока что отдыхайте. И забудьте об этом вечере.
– Почему ты мне помогаешь? – спросил поежившийся Освальд, впервые прикрывший уставшие глаза и расслабившись под чужими прикосновениями. – Я всего лишь незаконнорожденный сын. Не чета…
– Ты плохо вслушивался в загадку. Стоит кому-то обо мне забыть и я перестану существовать, – сейчас она решила стать перед ним и наклониться. – Мы – семья. Мы обязаны быть вместе. И поддерживать друг друга. – расширившиеся до предела зрачки свидетельствовали о понимании. Хотя они никогда не были особенно близки, леди Речной Мели не позволит обижать свой клан. – Я пойду спать. Завтра будет новый день. Отдыхайте.
Твердыня казалась маленькой на фоне других монументальных сооружений в стране, но зато была вполне удобной для перемещений. Никаких лабиринтов, запутанных коридоров и потайных проходов на крышу. Ей потребовалось всего десять минут, чтобы добраться до общих покоев и, при помощи слуг, избавиться от одежды, чтобы наконец предаться желанному сну. Она даже не подозревала, что где-то за пару метров до главного пиршественного зала едва не столкнулась со старшим братом. Они оба разминулись в обширном пространстве и не заподозрили о присутствии кого-то постороннего. Вряд ли можно винить их за такую предосторожность. Джерма не хотела разбудить старых ветеранов, явно собиравшихся проснуться раньше по старой солдатской привычке. Джаред же не желал, чтобы кто-либо застал его врасплох, пока он снимает штаны и пристраивается сзади к одной из служанок. Проклятый Хранитель не обеспокоился нуждами младшего поколения и отказался впускать во двор шлюх. Но он не предвидел, что заработать в его доме захочет каждая третья.
– Не уходи никуда, – прошептал Мутон-младший на ухо услужливой девчушки, надрывно дышащей. – Я найду свой бурдюк и мы продолжим. – покрутив головой в стремлении отогнать боль, Джаред на полном ходу врезался в балконные створки и оказался снаружи. Свежий воздух прояснил сознание. – Вот черт. Где все? Веселье не закончилось! – расправив затекшие плечевые суставы, он свесился с каменных поручней и вдохнул отрезвляющий воздух полной грудью. – Где мой рог? Подать сюда? И спеть песню! – чувства притупились. Как и инстинкты. Он не развернулся, когда позади раздались отчетливые шаги. Возможно, наследник Красного Пруда не почувствовал удар об землю. Хотя высота была приличной, способной убить любого.
Рухнув в кустарник неконтролируемо разросшихся роз, Джаред застонал и, пошевелив рукой, понял, что все кончено. Он умер спустя пару часов. Или ужасно долгих минут – никто так и не понял. Даже слуги, обнаружившие труп поутру. Выругавшись, кастелян поспешил разбудить лорда и доложить о находке в виде окоченевшего тела. Не самое радужное донесение. Окончательно проснувшись, Мейсон сжал кулаки, отказываясь верить в случившееся. Наверняка произошла досадная ошибка. Кто-то похожий на старшего сына Корнелия свалился вниз и внес неразбериху. Сейчас они все решат. Разберутся. Но трагедии не избежать. Талли понял это, когда разрубил всю рощу напополам, дабы быстрее добраться до покойника и убедиться в услышанном лично. Чертыхнувшись сквозь плотно сжатые зубы, мужчина в который раз убедился, что судьба играет с ним злую шутку. Придется написать королю в столицу, и сообщить о печальном инциденте гребаному подагрику. Иначе войны кланов не избегнуть. А Никлаус предельно точно изъяснился в последнем общем письме: никаких конфликтов, иначе он покарает всех.
– Мой сын! Мой мальчик! – душераздирающие вопли болеющего воина, пытавшего встать со стула и дотянуться до бездвижного туловища, вызывали скорее омерзение, чем сочувствие. Наверное, все присутствующие просто понимали, с кем имеют дело и не спешили выказывать мнимого сожаления. – Ты не заслуживал такого конца! Ты был создан для правления! – из раза в раз ударяя покрасневшим кулаком по подлокотнику, Корнелий не сдерживался и бранил всех вокруг. – Кто это сделал? Подать мне его сюда! Я лично казню его! Своим клинком! – глазные яблоки угрожали выпасть из орбит. Но жажда мести удерживала их от такого непроизвольного движения. Тогда они зациклились на одном из главных персонажей разыгравшей трагедии. – Ты! Бастард! Это твоя вина! Сын шлюхи! – Освальд, шокировано разглядывающий недвижимого старшего брата-мучителя, не успел разыграть ни уязвленной добродетели, ни удовлетворенного мстителя. – С меня хватит! Ты слишком много себе позволял! Не стоило слушать сердобольных советников! Нужно было прикончить тебя еще в детстве.
– Успокойтесь, лорд Мутон, нет нужды вычитывать того, чья вина не доказана, – не выдержал Скотт, постоянно задававший вопросы зрячему сыну. Тот описал ситуацию и выставил чертового Пингвина жертвой отцовской жестокости. Впрочем, так и было на самом деле. – Не впадайте во искушение и оставайтесь трезвым судьей. Мы должны получить доказательство, что ваш младший сын…